Такие вечера у нас дома стали частыми – по праздникам, да и просто так. Интересы всех в нашей группе сходились очень во многом – больше, чем то было, скажем, в школе, или студенческих группах. На такие языковые курсы приходили, по большей части, молодые люди по окончании вузов: аспиранты, как Миша, или уже начавшие работать их выпускники. Были также и студенты вузов, и школьники старших классов. В общем, на них приходили те, кому хотелось расширить свое представление о мире, и кто мечтал о новых горизонтах… Эти встречи стали душой наших курсов, а наш дом – частицей самой Франции с ее обычаями, праздниками, и безусловно, особенностями ее кухни…
Что касается Миши, то его математическая логика оценок окружающего мира, меня все больше очаровывала. Она дополняла мою эмоциональную составляющую восприятия всего окружающего…
Моя же эмоциональность, я знал, дополняла его аналитическое видение мира.
И еще, я полагал, что в такого симпатичного парня, с головой будущего Эйнштейна, должна влюбляться каждая девчонка – что мне весьма импонировало, находясь рядом с ним…
Его же привлекала моя контактность – с девушками, конечно… Ведь в отличие от меня, до того, как что-то сказать, ему нужно было сначала точно просчитать ход своей мысли, и предвидеть последующий ответ. Поэтому в контактах он был очень собранный и, соответственно, не самый быстрый.
Но однажды он представил мне девушку, такую же, тонкую, как он сам. И когда после этого он спросил меня, «…и как она тебе?», я ответил, что – очень даже в моем вкусе.
В то время Оля, так звали девушку, была студенткой факультета журналистики МГУ. Уже само слово «журналистика» означало для меня что-то возвышенное и избранное…
В общем, Оля в дальнейшем, стала Мишиной женой. Возможно, тот мой положительный ответ на вопрос о ней, сыграл свою роль…
После аспирантуры Мишу взяли в один крупный институт разработок на оборонку. Он занимался методикой обнаружения подводных лодок «противника», был «невыездным».
А с началом семейной жизни он, по подсказке и примеру своего начальника, решил приобрести загородный домик в русской глубинке, неподалеку от Суздаля, – домик-сруб умершего лесника, куда однажды мы всей компанией отправились на Мишино новоселье.
Дорога по Ярославской трассе была не ближний свет, но живописная, особенно во Владимирской области. Силуэты то голубых, то золотых маковок церквей пробудили во мне воспоминания о памятной поездке студенческой группой в Суздаль. Как тогда, я с благоговением созерцал пейзаж истоков земли русской.
Немало фотографируя в пути, я добрался до места уже затемно. Пир был в разгаре. Пылала жаром русская печь. Мне налили стакан. Всю ночь мы праздновали Мишино новоселье.
Такие поездки в деревню на выходные стали частыми. Я любил этот переход всего за несколько часов машиной, от шумной Москвы – к девственной природе. Эта свежесть и яркость деревенского цветения меня невольно переносила ощущением в далекое прошлое, когда на детсадовских клумбах, детворой, мы рассмат ривали удивительных форм и раскрасок цветочки – будто видели в них живые существа. И это ощущение «родом из детства» мне возвращалось с каждым новым приездом в Мишину деревню.
Уезжая после десяти лет московской жизни в Париж, я с тяжестью на душе думал о том, что таких как он, да и других – появившихся у меня в Москве друзей, там уже не будет.
Друзьями мы с Мишей, конечно, оставались – хоть и на расстоянии. Но в каждый мой приезд в Москву я останавливался у них, и непременно, совершал с ними «паломничество» в их деревенский дом.
А в начале девяностых, мы снова с ним, географически сблизились: Миша получил контракт на работу во французском городе Брест – по его же научной тематике.
О Франции он всегда мечтал, французский он знал досконально, с тонкостями, и на работе его ценили. Однако с продлением контракта после двух лет работы ему не повезло: ужесточились правила на продление виз, и он должен был вернуться в Москву.
Но это возвращение оказалось временным…
Дело в том, на Мишу с Олей выпала нелегкая доля: у сына, вскоре после рождения, выявилась серьезное неврологическое заболевание. И хотя после операции болезнь стабилизировалась, гемипарез оставался. В это сложное время перехода России к рынку нужно было серьезно думать о будущем ребенка. От кого-то они узнали, что во франкоязычной Канаде, для детей-инвалидов созданы особо благоприятные условия. Вот, они и решили, ради будущего их сына, попытать счастья там. И судьба им благоволила: ситуация с Даниилом, складывалась позитивно, а чуть позже у них родилась дочка. Сейчас Лизе уже десять лет.
Читать дальше