Терентiй Травнiкъ - ЦИРКУЛЯР. Воспоминания о настоящем

В годы Великой Отечественной войны люди гибли десятками тысяч в день, но верили в победу и боролись за нее… Сейчас потери, по сравнению с теми, мизерные, но самое печальное заключается в том, что духовная составляющая, которая, собственно, и определяла человека пред Богом, ныне сильно пошатнулась. Человек, восхищенный материальными благами и одержимый стремлением к их пополнению, ориентирован на внешние впечатления, и потому он ищет защиту не в себе самом, а у тех, кто, по его мнению, якобы обязан это делать. При таком взгляде на жизнь мы сами открываем возможности перед абсолютно любыми манипуляциями и мошенничествами в сверхкрупных формах. Пандемия – это продукт цивилизации, причем вполне закономерный, если учитывать то, что происходит в мире сегодня. А в мире происходит смена ценностей: появляются иные, абсолютно безответственные решения. Очевидно, что человечество не справляется с результатами научно-технического прогресса. Забывая о базовой нравственности, оно медленно подходит к колоссальному обрыву бытия, и теперь уже не важно, что именно приведет механизм в действие, будь то вирусы, террористы, падения стоимости нефти, обвалы биржевых акций или обычная война. В какой-то степени сегодня перед всеми нами разворачивается самое печальное явление за все время существования мира – начало угасания старого порядка вещей. На арену выходят сверхмасштабные действия по глобальному управлению массами. Страх заболеть, равно как и страх смерти, вызывает серийную волну подчинения. На первый взгляд это неплохо, если, конечно, ношение масок не является массовым экспериментом по выявлению фактора тотального подчинения.

Хочется верить, ну очень хочется, как всегда, верить, что там, наверху, всё по-честному, потому как везде люди, и у каждого есть (должна быть) совесть. Да, хочется, но как-то не вовремя вспоминается, что из 18 млн граждан стран Европы, прошедших через лагеря различного назначения, включая концентрационные, в годы войны было уничтожено более 11 млн человек. Помимо прочих зверств существовало особое распоряжение по поводу больных и слабых заключённых, так называемая акция 14f13, согласно которой слабых и больных заключённых просто умертвляли – и всё это вытворяли люди.

Действительно, нет предела человеческому безумию и жестокости, но есть любовь Божия и сила Его воли, а потому ждать, похоже, больше нечего, надо просто начинать верить. И не столько выслуживать по абсолютно правильному церковному уставу, сколько жить, руководствуясь собственной совестью, которая, как известно, действеннее любой вакцины.

Этим и отличается гениальность от интеллектуализма, что гений, в большинстве своём, держит собственную память в пустоте, чем-то напоминающей скрытые файлы, но при необходимости быстро извлекает из неё информацию. Во многом это напоминает работу со словарём, когда нужное слово находится моментально. Интеллектуал может идти по стопам эрудита, пытаясь всё запомнить, но с одной лишь разницей: он вносит в запоминаемое логические схемы, создавая систему для удобного пользования накопленными знаниями. И всё равно это не работает так, как у гения, владеющего самыми быстрыми, простыми и доступными методами обработки, хранения, извлечения, а следовательно и использования информации. В конечном счете всё сводится к последнему, потому как именно здесь и проявляется то, что отличает гения от интеллектуала, а тем более – от эрудита. Для себя я определяю гениальность как способность жить и действовать с минимальными энергозатратами, но с высочайшим КПД при решении задачи любого уровня. Если хотите, то это – навык делать несколько дел одновременно с одинаковым хорошим результатом. Данный процесс чем-то похож на действие воды, которая, совершая круговорот, тем самым решает массу задач. Круговорот воды в природе – одна из самых наглядных иллюстраций проявления гениальности. Более того, вода моментально принимает форму всего, с чем она взаимодействует. В человеке это выглядит как проявление наивысшей эмпатии – необходимого условия для обмена жизненными силами с минимальными на то затратами.

Я никогда не использовал поэтическую площадку для выплёскивания различного рода недовольств, для сетования и жалоб относительно собственных неудач в личных отношениях и упрёков в чей-либо адрес. Я не расставался и не прощался через стихи, не произносил через них слов сожаления, назидания и нравоучения. Я не упаковывал строфы в розовые и голубые конверты с высохшим осенним листочком, пропитанным французским одеколоном. При этом я старался избегать излишних восторгов, обходить стороной слова, призванные вести читателя к ним, не ставил по три восклицательных знака в конце строки и не выделял всё слово заглавными буквами, дабы в еще большей степени насадить читателю собственную эмоцию. А потому мое творчество по-прежнему пахнет мхами, смолой и струганой доской с делянки, пахнет речной паводью и чем-то таким, что сам я называю гарью от августовских падающих звёзд.