– Значит, как только ты понял, что твоя гнилая затея провалилась, ты сразу вытащил деньги из рукава?! – неожиданно разозлился Лев Арнольдович, вскочив на ноги и дохнув на нас алкогольными парами.
– Я верующий христианин! Я православный! – возразил на это Христофор. – Невежественная рабыня все врет!
– Ну-ка неси Библию, – потребовала я.
– Зачем это? – Глазки Христофора плутовато забегали.
– Сейчас ты положишь на нее правую руку и скажешь, что я воровка и взяла твои деньги.
От неожиданности предложения Христофором овладел панический страх.
– Неси-ка Библию, сынок, – повторил за мной Лев Арнольдович. – Она лежит у иконостаса в гостиной.
– Нет! – Христофор резко отшатнулся от нас.
– Почему вдруг «нет»?! – раздраженно спросил отец. – Ты прочитаешь молитву, как в церкви, положишь руку на Библию и скажешь, что говоришь правду, а Полина лжет.
– А что мне за это будет? – Христофор побледнел.
– Если ты солжешь на Священной книге, то Бог покарает тебя. Бог все видит. Он отправляет грешников после смерти в ад, где их ждут черти. А некоторыми особо отличившимися мерзавцами черти занимаются уже при жизни, – поучительно сказала я.
– Меня – в ад?! Черти ждут?! – Христофор судорожно вздохнул.
– Сейчас же пошел и принес Библию! – потребовал отец.
– Папенька, миленький, я больше не буду… – жалобно заскулил Христофор.
– Неси Библию! Я приказываю! – грозно повторил Лев Арнольдович.
– Клясться на Библии – грех! – заплакал Христофор.
– А оговаривать людей – не грех?! – вкрадчиво спросила я.
На это он промолчал.
– Немедленно извинись за свое поведение перед Полиной, – приказал Лев Арнольдович, подбирая газетные клочки с пола.
– Извиняться перед рабы… перед прислугой?! Перед нянькой?! За шутку?! Это была шутка! Ты, папенька, что, совсем дурак?! А если я маменьке пожалуюсь?! Я что хочу, то и делаю! – вернулся к изначальной позиции Христофор.
– А с другой няней не ты ли пошутил? – насупился отец, словно догадавшись о чем-то.
Христофор глянул на нас исподлобья, затаившись, словно маленький дракон, готовый в любой момент ринуться в атаку.
– Твои деньги мы отнесем в милицию! – строго сказала я Христофору. – В милиции есть специальный аппарат, с помощью которого можно легко узнать, чьи на них отпечатки пальцев. Моих отпечатков там не будет! Что ты тогда скажешь?! Перед Богом ты уже опозорился. Как поступишь перед людьми?
Лицо Христофора, его шея и руки покрылись багровыми пятнами.
– Я… я… скажу в милиции, что пошутил, – выдавил он.
Льву Арнольдовичу все стало окончательно ясно: его сын ко всему оказался еще и неисправимым лгуном.
Мои глаза невольно наполнились слезами. Он сумел меня оскорбить, этот мальчик. Взять чужое для меня – табу. Даже умирая от голода в войну, я всегда учила людей чести, порядочности и была примером. На мои всхлипы из кухни сквозь дыру в двери просочились Любомир, Ульяна и дети Ларисы. Набравшись храбрости, они стали меня защищать:
– Полина ничего у него не брала! Христофор издевается! Он злой! Плохой!
Лев Арнольдович приподнял Христофора за шиворот и отвесил ему при всех чувствительную оплеуху, а затем бросил на раскладушку со словами:
– Немедленно спать! Чтобы голоса твоего я больше сегодня не слышал, никчемный аферист!
Мы с детьми вернулись в кухню, чтобы доесть кашу; последним примчался Любомир:
– Папа отобрал у Христофора деньги и выбросил их в окно!
В комнате отца Христофор закатил истерику и, судя по раздавшимся хлопкам, заработал несколько приличных шлепков, потому что быстро затих.
Я отдала детей пришедшей с работы Ларисе и уложила спать Любомира и Ульяну в гостиной на диване.
На шкафу под потолком было душно, но от лоджии тянуло холодом. Задремать удалось только к утру: вспоминалась война. Проснулась я оттого, что кто-то легонько дергал дубленку, которая служила мне одеялом. Глянув на наручные часы, я поняла, что сейчас половина пятого утра.
– Полина! Полина! – шептал в темноте встревоженный голос.
– Кто это?! – спросила я.
– Христофор!
– Что тебе нужно?!
– Желательно прямо сейчас прокрасться на улицу и достать из сугроба деньги! – миролюбиво попросил он, балансируя на лестнице у шкафа.
– Какие деньги?!
– Те самые денежки, которые папа вчера выбросил из окна! Сорок рублей плюс монетки… Я не просто так предлагаю вам спуститься со мной во двор… – неожиданно Христофор перешел на «вы». – Деньги мы разделим! Вам – пятьдесят процентов и мне – пятьдесят!
Читать дальше