Коллектив авторов - Традиции & Авангард. №4 (11) 2021 г.

© Интернациональный Союз писателей, 2021

Родилась и выросла в Москве. По образованию – учитель. Начала писать рассказы несколько лет назад.

В 2020 году состоялись публикации в журналах «Новый Свет» и «Артикль».

В августе шестьдесят восьмого советские танки подошли к границе Чехословакии. Грохот гусениц мы слышали тихой закарпатской ночью в пионерском лагере поселка Свалява. Но разве нам было до этого? Было нам по пятнадцать, и то лето оказалось летом влюбленностей под шепот шоколадных крыльев бабочек, дурманящих запахов хвои, прозрачных ягод белой черешни и конфет «Чернослив в шоколаде».

Там я и приобрела Наташку Волынскую. Это была любовь с первого взгляда. Она стояла высоко, на балконе, в расклешенных джинсах-самострок, которые смотрелись на ней как фирменные, и в синей штапельной с высоким воротом блузке в редкую белую полоску. Хрипловатым голосом с милым малороссийским акцентом она приветствовала новеньких, а повязанный у ворота модный галстук из той же блузочной ткани кивал, покачиваясь на ветру. Смуглая матовая кожа загадочно отсвечивала чем-то розовым, искрились на закате густые темные волосы и белели не очень ровные зубы.

На ночь она облачилась в атласную пижаму, утром переоделась в замечательно заграничный короткий комбинезон, и в пять, после ужина, я уже следила за ней неотрывно, боясь пропустить новое перевоплощение. Всё было сшито по последней моде из польских, чешских журналов или куплено на львовском толчке. Так в Москве вообще никто не одевался, даже мои одноклассницы, дети выездной номенклатуры.

Всё в Наташке было особенным: и то, что она чистила зубы зубным порошком с содой, и то, что полоскала волосы каким-то специальным раствором, после чего долго пахла лавандой и укропом, и то, что всё время улыбалась без причины. После моих московских одноклассниц – смурных и потливых, закованных в коричневые формы с черными фартуками, – она казалась мне заграничной штучкой, свободной певчей птицей с бирюзовыми переливчатыми перьями. Нет, петь она не пела, вернее, горланила как бы в шутку только одну украинскую песню «На каменi ноги мию…», зато тараторила без конца, рассказывая невероятные истории. Все они сводились к тому, что ей суждено стать актрисой.

«Все Волынские были певцы и актеры. Куда же от этого денешься…» – громко и театрально вздыхала она. Так обычно заканчивался рассказ про папашу, который был изгнан бабушкой из-за распутного образа жизни и низкого заработка. Наташка постоянно рассказывала папину историю и всегда романтизировала, каждый следующий раз добавляла всё новые детали, пришептывала, закатывала глаза, сворачивала губы дудочкой.

Старший Волынский был, как теперь говорят, плейбоем и служил каким-то младшим офицером в танковой дивизии. Там он руководил хором, играл на аккордеоне и пел. Его знали многие женщины Львова. Когда наша вожатая, желеобразная ленивая тетка, узнала, что Наташка – дочь того самого Волынского, то плотоядно улыбнулась и почему-то стала рассказывать нам, девчонкам, как у кого-то там обнаружили в том самом месте какие-то мандавошки.

Папаша Волынский родился в Польше на границе с Чехословакией в семье богатых евреев. Его дяди были оперными певцами, многие в семье музицировали, пели и играли в театрах. Когда пришли немцы, четырнадцатилетнему Борису, единственному из всей семьи, удалось скрыться. Он как-то добрался до советских и остался с ними – сначала отступал, потом наступал. Сыном полка, запевалой, а потом и сержантом. Добрался до Львова, бывшего польского Лемберга, и там понял, что в Чехословакию ему возвращаться незачем. Ничего не осталось, никого нет.

От непутевого красавца папаши получила Наташа свою красоту и четкое осознание своего предназначения – она обязательно станет актрисой, в этом ни у кого не было сомнений. Особенно у бабушки Ядвиги – суровой, немногословной женщины с военной выправкой.

У бабушки, которая стала одновременно и дедушкой, и папой, и воспитательницей, и домоуправительницей, было трое «детей» – хрупкая Наташка, прозрачный брат ее, Сережа, и их ангелоподобная мама Эльвина. Мамино имя прямо в точку – она была похожа на Мальвину из сказки и как будто всё время ждала, чтобы кто-нибудь ее спас.