Коллектив авторов - Традиции & Авангард. №3 (10) 2021 г.

– Отдай мои деньги, воровка!

Малыши Ларисы сползли под стол, опасаясь, что забияка начнет их бить, за ними спрятались Ульяна и Любомир, а я внимательно посмотрела на Христофора, и мы с ним оба поняли, как беззастенчиво и нагло он лжет.

– Поищи получше, – обронила я, вытаскивая из-под стола Любомира и соседских малышей.

– Христофор всегда врет! – Ульяна заплакала и отказалась вылезать из укрытия. – И дерется! Я боюсь его! Я буду сидеть под столом!

– Воровка-рабыня! Воровка! – повторял Христофор и вдруг взвизгнул: – Она украла мои сорок рублей!

На всякий случай я осмотрелась, вдруг он случайно обронил деньги, но их нигде не было.

Ситуация выглядела абсурдной. Людям свойственно поступать гадко, когда они хотят кого-то оговорить. Сколько подлецов я на этом ловила. И русских, и чеченцев. Но они были взрослыми, добровольно продавшими душу дьяволу, а сейчас передо мной стоял ребенок! Есть народное поверье, что до семи лет все дети – ангелы. Христофору исполнилось девять.

С каждой минутой он все больше вживался в роль: воинственно метался по кухне, хватал себя за волосы, в отчаянии заламывал руки и декламировал с исступлением императора Нерона:

– Отдай мою собственность, злодейка! Ты презренная рабыня и заслуживаешь жестокой казни! Велю тебя прибить к кресту и сжечь!

Христофор усердно делал вид, что пытается найти похищенное: заглядывал под деревянные лавки и под стол, где прятались перепуганные малыши, шарил поварешкой под плитой и перевернул ногой кошачью миску. И чем громче звучал его голос, тем пуще ему чудилось, что изначальная шалость перерастает в грандиозный несокрушимый подлог. Каждый вопль все глубже погружал Христофора в дьявольские сети.

– Omnia mea mecum porto, – спокойно сказала я.

– Чего?! – вытаращил глаза Христофор.

– Все мое ношу с собой. Это латынь. Высказывание Цицерона. Знания намного ценней, чем деньги. Советую тебе учиться мудрости, а не совершенствоваться в лжесвидетельстве.

– Я скажу папе, что ты взяла мой кошелек! – промямлил на это он.

– Папа тебе не поверит! – сказала я.

– Это еще почему? – удивился Христофор. Его высокий изящный лоб покрылся морщинками. Христофор почти до крови закусил верхнюю губу, но потерявший совесть так просто не оставляет своего темного дела, поэтому, довольно хмыкнув, он беспечно расправил плечи и вздернул нос: – Поверит! Ведь я его сын!

– Я была рядом с твоим отцом и спрашивала, кому в семье принадлежит кошелек, как раз в тот момент, когда ты пересчитывал деньги. Ты ведь сказал, что там было сорок рублей. Откуда ты узнал точную сумму? – спросила я.

– Ты всегда врешь, Христофор! – раздался дрожащий голос Любомира.

Задумчиво поковыряв в носу, Христофор с досадой вынужден был признать:

– Да, папа может не поверить… – и, словно ловкий иллюзионист, вытащил бумажные деньги из рукава водолазки. Бросив их на подоконник, он громко вскричал: – Вот они! Смотрите! Мои денежки! Она украла их, воровка-рабыня! А теперь испугалась и подбросила обратно!

Я ответила Христофору:

– Ты ведешь себя как изворотливый лжец! И я расскажу об этом твоему отцу.

– Попробуй, рискни! – хвастливо заявил Христофор, уверенный, что ему опять ничего не будет.

Христофор – любимый сын, а я – незваная гостья, приехавшая работать нянькой в чужом доме, но я предпочла сразу расставить все точки над «и». «Если мальчик продолжит в том же духе, то в недалеком будущем их семью ожидает нешуточный кошмар», – подумалось мне.

Лев Арнольдович продолжал лежать на раскладушке и смотреть в потолок. «Новую газету» на полу с азартом терзали Мяо Цзэдун и Мата Хари, а котенок Чубайс играл с пустой бутылкой из-под коньяка, энергично вращая ее вокруг оси.

Пока я разговаривала со Львом Арнольдовичем, Христофор, забежав следом, высунул язык и показал мне средний палец на обеих руках одновременно. Аксинья, выбравшаяся из кладовки, свернулась на топчане слева от раскладушки и внимательно прислушивалась.

Лев Арнольдович наконец взглянул на сына. Христофор ждал этого момента. Он принял позу, обиженно взвизгнул, а потом демонстративно затопал ногами.

– Рабыня врет! – презрительно выдохнул он. – Что взять с жалких, презренных рабов! Сколько ни оказывай им милости, они всегда предадут господина. Эта приживалка из Грозного у нас не задержится! Папа, выгони ее немедленно! Я приказываю!

– Почему ты людей называешь рабами? – скучающим голосом спросил отец.

– Я завоеватель мира – значит, все, кто на моей территории, принадлежат мне, как индейцы Северной Америки своим завоевателям… – охотно объяснил Христофор. – Хочу – милую, хочу – об скалу головой!