Шамиль Валеев - Мемуары уфимского школьника

У них было несколько имений, на юге и на севере, но именно сюда, в поместье отца в Уфимской губернии, будучи ещё мальчиком, наведывался Константин Михайлович Веригин. Они жили на земельную ренту с наших крестьян словно короли, судя по описаниям быта. В 1920 году в звании корнета кавалерийского полка Добровольческой армии Константин эмигрировал в Париж, долго там мыкался, пока не поступил на работу в мастерскую Эрнеста Бо (тоже русского эмигранта французского происхождения) в доме Коко Шанель, и вместе с ним разработал самые знаменитые духи всех времён и народов – Chanel No. 5.

Примерно сто лет назад, устав платить ренту, крестьяне села Старокалмашево и окрестностей выкупили эти земли у Веригиных. А названия «виригин» в топонимах остались.

Изучая историю Веригиных, параллельно сделал для себя открытие: «Шанель номер пять» – первые и главные духи эпохи авангарда, до них все обливались цветочными водичками, а Бо и Веригин, работавшие на Коко, выявили альдегидную сущность женского очарования. А я-то всё удивлялся, чего это моя матушка со всех дьюти фри заказывает только одну марку духов.

В своей книге «Благоухание» Константин Михайлович ничего не пишет о влиянии полынной горечи, летучего и пряного запаха чабреца, сладкого чертополоха, ковыльных калмашевских степей на самые знаменитые духи мира – вот контра белогвардейская!

Искренне благодарю за поддержку и научное консультирование Ильдара Габдрафикова.

УРОК №6

У нас всегда есть какой-то «доброжелатель».

Злопыхатели для рода имамов – экзамен на доброту

Сегодня всё больше людей обращает внимание на историю своих предков.

Многие поднимают архивные документы и выясняют, как их дедов давил каток советских репрессий. Отправить человека в Сибирь могли даже за то, что он был сельским муллой или известным богословом.

У меня тоже появился опыт личного погружения в историю рода – я покопался в биографиях своих предков и выяснил немало любопытного.

Вояж в историю предков

В 2016 году я начал удивительное путешествие в прошлый и позапрошлый век, которое оказалось путём в себя. Запоздалая и неизбежная депрессия после очередной обидной отставки и опалы за крепкую и верную службу очередному губернскому режимчику заставила искать новый источник сил. И помощь пришла с неожиданной стороны. В моё цифровое облако стали собираться документы и фотографии прошлого, позапрошлого века, архивные и личные бумаги о жизни моего рода. Там появились незнакомые, но очень знакомые люди – мои предки.

По мусульманскому (не только, наверное) мировоззрению, за каждым из нас есть целое сонмище духов-арвахов. Они ждут. И единственное, что я, октябрёнок и пионер восьмидесятых, умею делать уверенно – это просить дежурного муллу помянуть их в молитве. Дорогих моих покойников надо назвать поимённо: двоюродный братишка Булат, которого в восемьдесят втором принесли поперёк подушки, а в девяносто восьмом – унесли; суровая ко всем, кроме меня, Хадича; добрый дедушка Мидхат, от которого я унаследовал мягкую душу, кожу и запах; строгий и добрый дед Салих; глуховатая Фазыла, гладившая меня по спине; незнакомый мулла и хаджи Габдулла; его молодая красотка Фатима, дочь бая Ибрая из Аблая; незнакомый пока прапрадед Багаутдин; внезапно оказавшаяся башкиркой мама бабушки Галима Хамиддиновна.

Они отвечают благодарно – дают силы, открывают голову для светлых мыслей, заряжают творческую батарейку, позволяют лучиться мягким светом по отношению к людям, даже не очень приятным. Все они населяют сейчас холм над Старым Калмашем Чекмагушевского района и маленькое кладбище села Дюсяново отцовского Бижбуляка. Кроме Карима «Красного Паши» Хакимова, первого красного дипломата, про которого отец моего отца написал химическим карандашом, что он – родня, но не объяснил, какая именно. Он с января 1938 года покоится в Бутово, на расстрельном полигоне. Тем дорогим моим башкирам-валидовцам, которые упрекают его, красного командира, и меня в том, что он арестовывал первое башкирское правительство, иногда отвечаю за Хакимова: всего лишь арестовал, потом же – отпустил, хотя в то крутое время могло бы быть совсем по-другому.