Шамиль Валеев - Мемуары уфимского школьника

Иногда кажется, что именно здесь столица мягкого, почти ласкового, тюркского «Щ», и надо говорить «Щакмагыш», если хочешь сойти за своего. В разгар борьбы за перепись тут газета выходила – «Сакмагыш саткылары», на которую никто не обижался: раз нащальство велело, значит, так нужно, пусть будет «Сакмагыш».

С тех пор прошло семнадцать лет, и лишь в этом году обнаружил паспорт своей прабабушки по женской восходящей линии Галимы Ахметшиной, где было написано чернилами по белому «башкирка». «Эх, всего одной прабабушки-осьмушки не хватило, чтобы назваться природным башкиром, как иные карьерные мои соплеменники-необашкиры! Выучил „Хөрмәтле дуҫтар!“ – И алга, как говорится, работать для людей да время созидания устраивать», – это амбициозная, честолюбивая часть моей чекмагушевской натуры говорит. «Как-нибудь переживём, не позорься, оставайся собой, не лезь в начальники любой ценой», – отвечает разумная, спокойная, в чём-то даже смиренная, стеснительная часть той же натуры. Для справедливости скажем, что звание «чекмагушевский башкир» вызывает снисходительную, понимающую улыбку, в то время как «балтачевский башкир», например, – дружный и весёлый смех, переходящий в «ой-ой-ой». А башкирские деревни в Чекмагушевском районе, между прочим, есть.

Здесь не «чекают» и не «цекают» даже мишаре, более известные в местных лесостепных краях как «томэннэр», которых, по местной антропологической легенде, можно отличить по девяти парам рёбер вместо положенных четырнадцати. По крайней мере, так меня уверял на полном серьёзе дедушка Мидхат, усадив на худые свои колени и пробитое осколком бедро.

Почти в каждой деревне – «моём» Старокалмашево, Рапатово (это где телевышка «слева» от райцентра и каскад прудов), Верхнеаташево (откуда Бигнов родом) – есть какая-то этническая сторона («як») или конец («оч»): башкорт ягы, томән (это как бы мишаре) очо, даже «чирмеш очо» – марийский конец улицы.

Есть чувашские места – это знаменитый и при Рахимове, и при Хамитове колхоз

«Базы» с самым крепким хозяйственником Башкирии Вадимом Соколовым во главе. Есть даже село Муртаза (правда, Новая), куда в своё время дошёл сетевой газ и не дошёл асфальт. Тёзка, видимо, так и не доехал. Отсюда родом, кажется, только татарские мурзы, у каждого второго фамилия Мамлеев да Еникеев – например, Рифкат Еникеев, крутой, знаменитый на всю страну председатель колхоза, Герой Социалистического труда.

Русский язык здесь знают хорошо. В своё время достались отличные учительницы из эвакуированных, о которых слагают легенды. Да и до Уфы всего 90—120 километров, иди, дружок, поступай в университет, а теперь, как появился ЕГЭ, – прямиком в Санкт-Петербург. Дети, рождённые в девяностых годах, едва оперившись, уезжают в большие столицы нашей Родины. Оказывается, у них своя вертикаль, ученическая, и они, однажды зацепившись, затягивают друг друга в свои вузы, наладив канал телепортации с берегов Калмашки и Сыерышки до набережной Фонтанки или Яузы.

Лица здесь мягкие, хотя и с еле заметными тюркскими чертами – редко у кого имеется эпикантус. Когда я в детстве впервые увидел тётеньку с «монгольским» разрезом глаз, мне показалось, что она слишком строго на меня смотрит, прищурившись, и хочет за что-то отругать. Заметив, как жмусь к подолу своей ярко-рыжей тёти, она звонко рассмеялась, ловко поймала меня, погладила по голове и дала конфетку-барбариску.

Всё как у людей.Здесь принято меряться ворóтами и «обшавать» (обшивать досками, а теперь, к сожалению, и дурацким металлическим сайдингом) дом. Подверглись этой напасти и мои дорогие родственники, и я пока ума не приложу, что с этими архизлишествами делать, но не мне здесь зимовать – им виднее.

Оставить простые брёвна – для чекмагушевского села совсем не круто. Лучше, чтобы дом был похож на так называемый финский, сборно-щитовой. Со стеклопакетами, АГВ (спасибо программе газификации дорогого Муртазы Губайдулловича), спутниковыми антеннами, по которым раньше вычисляли самогонщиков или сибиряков, и даже кондиционерами, которые понадобились для ставших вдруг душными от всей этой отделочной красоты домов. Это обшивание и обкладывание кирпичом – продолжение той татарской моды «мерения» воротами, которая является здесь двигателем прогресса. Люди влезают в кредиты, гробят здоровье на маятниковых «северах», чтобы сосед, придя в гости раз в год, увидел «полную чашу».