Алексей Бердников - Жидков, или о смысле дивных роз, киселе и переживаниях одной человеческой души

И словно подозрительный эфир -

Над ней висел усмешек мелкий бисер,

Чудесный смех отца -- всех чувствий пир,

И что с того, что день в такой хляби сер, -

С ним шли и псы, и розы, и Шекспир!

И сзади, как все мертвые, не потный,

За ними бодро увивался ротный.

Заметьте -- тяжких мыслей никаких

Не знал и не терпел отец чем дальше, -

Ведь даже смерть -- как отзвучавший стих -

И уж конечно -- стих, лишенный фальши, -

Как поцелуй... пусть "ароматы их

Соткали им из..." как? -- не помню дальше!

Не помню... или стойте... вспомню щас...

Но лишь с Жидковым-старшим распрощась!

Где ты, душа, исполненная солнца?

Где воздух горечью и кровью смят, -

Ты не смогла исчезнуть, расколоться,

Но превратилась в воздух, в аромат.

Ты бродишь карпом в холоде колодца,

И ведра полные тебе гремят.

Пью за тебя -- пусть трезвым или пьяным

Я обрету твой дух на дне стаканном!

Исполненная жизни смерть -- не смерть, -

Глубь бархатная, шелковая высь ли, -

Пес рыщет, рыжий, длинный, словно жердь.

Отец веселый, погруженный в мысли.

Сияет облачная коловерть,

Сверкающие купы к нам нависли, -

И умный пес, бесшумный, точно тишь, -

В зубах приносит умершую мышь...

В ЭВАКУАЦИИ

Читатель, хорошо быть молодым!

И мчаться в ночь к огням далеких станций,

Забыв отечества приятный дым,

Отбыть для Индонезий либо Франций, -

Вообще испутешествоваться вдым.

Читатель, посещал ли ты инстанций? -

Там спуталась со сном и бредом явь:

Одежду и надежду там оставь!

Зато -- не лучше ли без происшествий

Губительных чувствительной душе

Стать пассажиром дальних путешествий,

Лишь чуть означенных в карандаше,

Не подвергаясь риску сумасшествий,

Носильщиков свирепому туше,

Загнившим нравам, воровским таможням, -

Без тесноты и в поезде порожнем. -

Без справок отправляться в никуда,

Взяв лишь словарь для справок и фломастер, -

И хоть у нас дороги никуда, -

Езжать в Саратов там или Ланкастер,

На Галапагос, Мартинику! Да!

Пока еще хоть так вполне по нас дер.

Покудова какой-нибудь журнал

Нас не прибрал и нас не окарнал.

Приятно съездить хоть в карман за словом,

А съездить по водам иль по мордам?

Слывешь тут доброхотом и злословом

И вечно на худом счету у дам,

И как ни прикрываешься Жидковым, -

Все те же речи: не хочу, не дам!

Попробуйте у Любы иль у Милы! -

И дамы и унылы мне, и милы.

Жидков, однако ж, вовсе не таков:

Он, ласками и розами задушен,

Бежал от роз и ласк для пустяков,

В глаза любимых дев смотрел бездушен,

Безмолвен, беспричинен, бестолков,

Невинностью и музыкой усушен,

Укушен музами, взбешен молвой,

К луне восплескивая низкий вой.

И все же мне пора вам дать наглядный

Его куррикулум: родился в год

Тридцать седьмой, кристальный, беспощадный,

В семье, лишенной льгот, но не забот,

Ребенок нежный, милый, ненаглядный, -

Исчадье он родительских суббот

И, словно агнец, незлобив и кроток, -

Отрада матери, отца и теток.

Так дожил он без цели, без трудов, -

Воспользуемся кирпичом Поэта, -

Без малого до четырех годов,

Когда ж четвертое настало лето, -

Его отец, прекрасен и бедов,

Бежал на фронт, отринутый на это

От канцелярских дел и чайных роз, -

И далее сам по себе он рос.

Мать из Москвы свезла его на Волгу,

На родину свою: в Саратов, в глушь,

Где писем от отца ждала подолгу,

Лечила детский насморк и коклюш,

Похоронив родителей по долгу -

Умерших с голоду прекрасных душ -

И дочь, окоченевшую в роддоме, -

Всецело отдалась заботам в доме.

Ее общительный, веселый нрав

Бил, словно ключ, по заднице Антона,

Хоть я, признаюсь, здесь не вовсе прав,

Снижая строгий штиль на четверть тона, -

Да кто ж таков Антон -- ведь он не граф,

Мы с ним не будем соблюдать бонтона, -

Итак, она его всегда драла,

Восстав с постели, встав из-за стола, -

Свирепо выговаривая сыну,

Сменяла воркотню на дивий рык, -

За то что в бане слабо тер ей спину,

За то что он малец, а не мужик,

Но бабы в мойке видят в нем мужчину,

От коего их норов не отвык, -

И вот пока душа ее томилась,

На парня шайками лилась немилость.

Он отвечал ей тем же до конца,

Хотя, конечно, с матерью не дрался, -

Он терпеливо поджидал отца,

Чтоб тот пришел с войны и разобрался.

Была в нем внешне легкая ленца,

С которой нерв упорства уживался,

И сладкие плоды он обещал,

Но ничего, признаться, не прощал!