Валерий Могильницкий - В долине слез. О великих узниках Карлага

К кому же обращается Ида Вениаминовна? Свое первое письмо она посылает в Москву Екатерине Павловне Пешковой. В архивном деле И.В. Тарле сохранилась копия этого письма отправленного в столицу 13 апреля 1937 года обществу помощи политзаключенным, по адресу: Кузнецкий мост, 24 лично Е.П. Пешковой. Екатерина Павловна, как известно, по линии Политического Красного Креста поддерживала политзаключенных, высылая им то одежду, то обувь, то небольшие суммы денег.

И.В. Тарле с болью и отчаянием пишет о несчастном положении, горе заключенных Карлага… Работы и той не могу получить в лагере, сообщает она, потому что на эсеров в Долинке смотрят как на врагов народа, которые якобы постоянно замышляют террористические акты против Советской власти. «Жить не хочется, не кормят, не одевают, даже кипятку не дают»…

Ответа от Пешковой в архивном деле нет. Зато есть очередное донесение «Флерова» от 13 апреля, в котором он пишет: «Тарле говорила, что группа политзаключенных в северных лагерях объявила голодовку на почве неудовлетворительных бытовых условий… Если ей не будут предоставлены подходящие условия, работа и питание, то она тоже объявит голодовку».

Далее лагерный агент сообщает, что на квартире Ермолаевой опять собирались политзаключенные, в том числе юрист Редкозубов, – всего в количестве девяти человек. Они решили поддержать Тарле.

Была ли проведена голодовка политзаключенных? Видимо, нет. Потому что вскоре, как информирует «Флеров», Тарле получила работу на метеостанции, но «работала плохо».

И не удивительно – узница Карлага, перенесшая бремя каторжных испытаний, все больше теряла силы, здоровье.

И она опять пишет Е.П. Пешковой, взывая к ее доброте и сердечности, прося о помощи карлаговским заключенным. И опять от Екатерины Павловны никакой весточки, хотя Тарле очень надеялась на ее соучастие.

Но откуда Пешковой было знать о Долинке, ее узниках? Ведь письма Тарле не дошли до Москвы, их арестовывали тут же, вынимая из почтового ящика. Как пояснил мне Виктор Васильевич Горецкий, каждое письмо в Карлаге вскрывалось, прочитывалось сталинскими паханами и зачастую подшивалось в личное дело зэка, чтобы со временем на его основе создать новое дело. Это называлось «изучением» настроений политических заключенных.

Доходили до адресата только те письма, которые передавались родственникам или близким, живущим на свободе. Те ехали в Москву и передавали жалобы прямо Пешковой в руки.

Это вскоре поняла Тарле. Ибо ее вызвали в оперчекотдел и пригрозили: если напишешь еще раз Пешковой, то пеняй на себя. Что это означало? Расстрел.

Тогда она пишет в Ленинград своему двоюродному брату Евгению Викторовичу Тарле. Жалуется, что ее используют в Карлаге не по назначению, она могла преподавать иностранные языки в местной школе или работать переводчицей, а ее держат разнорабочей на метеостанции.

И опять угрозы в оперчекотделе: прекратите писать жалобы, мы и так все знаем. Ишь, чего захотела: работать «учителкой». А лопату держать умеешь? Полоскать белье? Камни таскать? Научим! Это тебе не на французском говорить. То-то, малогодная, неспособная. В грех не вводи!

Но жив еще был бунтарский дух в Тарле. Она снова предлагает провести голодовку, ее уже поддерживают многие заключенные. Но намеченному не удалось сбыться. Всех, кто собирался на квартире Веры Михайловны Ермолаевой (а это одиннадцать политзаключенных) ведут на допросы, обвиняют в контрреволюционном заговоре против Сталина. Несколько дней оставалось до выхода на свободу Вере Михайловне Ермолаевой, ее уже отвезли в бараки Карабаса, откуда обычно заключенных выпускали на волю. И вдруг что-то поломалось, Веру Михайловну запихивают в «воронок» и везут обратно в Долинку. Там ей предъявляют обвинение в том, что, отбывая наказание в Карлаге НКВД, вошла в состав контрреволюционной группы, предоставляла последней свою квартиру для сборищ, являлась связисткой между членами этой группы. Подобные обвинительные заключения были состряпаны и на остальных так называемых врагов народа, в том числе и на Иду Вениаминовну Тарле. Она со слезами на глазах сказала следователю: «Вы же знаете, что мы ни в чем не виноваты. Сколько же можно мучить? Когда правда восторжествует, вы будете прокляты…»

Она не знала-не ведала, что в то время в Карлаге усиленно проводилась работа по высвобождению мест. Лагерь был переполнен, начальство не знало, куда девать потоки дешевой рабочей силы. Начальник УНКВД по Карагандинской области, капитан госбезопасности Адамович дает в Москву телеграмму: «Москва, НКВД СССР. Ежову. Прошу увеличить лимит расстрелов врагов народа».