А.Л.Чижевский по натуре своей был человеком общительным, нелюдимых он избегал и не понимал. В личном деле заключенного Чижевского хранится удостоверение № 23, выданное Александру Леонидовичу в том, «что он действительно состоит Председателем Калужского губернского отдела Всероссийского союза поэтов». Не знаю, кому как, а мне оно сказало о многом, прежде всего о том доверии, которое оказали Чижевскому его собратья по перу, избрав его своим вожаком. Заслужить такое доверие у поэтов непросто, непременно надо быть компанейским человеком, хорошим товарищем, другом. И при этом уметь писать блестящие стихи, лучше других.
Всеми этими качествами, бесспорно, обладал Александр Леонидович. Я читал его стихи, которые мне показывала И.Н.Кулакова: «Гиппократу», «Галилею», «К.Э.Циолковскому», «И вновь, и вновь взошли на солнце пятна». Они свидетельствуют о самобытном почерке автора в большой стране Поэзии. А позже в сборнике стихотворений А.Л.Чижевского, изданном в издательстве «Современник», я нашел отзывы о поэзии Чижевского таких признанных корифеев литературы, как М.Волошина, А.Н.Толстого, В.Я.Брюсова, Вячеслава Иванова.
Так, Валерий Яковлевич Брюсов писал Чижевскому: «Работайте над вашим высоким даром». Вячеслав Иванов: «Могу смело предсказать вам блестящую будущность лирического поэта».
«В первые месяцы пребывания в тюрьме и лагерях я не мог заниматься наукой, не было никаких условий, – рассказывал Александр Леонидович И.Н.Кулаковой. – Меня спасала Поэзия…»
И это так. Что может спасти талантливого человека с душой поэта в темных одиночных камерах? Конечно, только Поэзия, приближение к ее светлому, возвышенному огню. Все, что есть прекрасного в твоей душе, поддержат только прекрасные строки, пусть надрывные, до безумия печальные…
«И в груди томится сердце,
Бьется птицей в темном склепе,
Без сочувствия родного.
Одинокое, одно…»
И.Н. Кулакова сообщила мне такой малоизвестный факт: в середине 50-х годов А.Л.Чижевский подготовил в Караганде машинописный том стихотворений. В нем – около 500 его произведений, большинство из которых было написано в Карлаге. Куда исчезла эта книга? Ирина Николаевна вспомнила, что один экземпляр этого тома Чижевский выслал в отдел рукописей Государственной библиотеки СССР имени В.И.Ленина, второй – в архив Академии наук СССР. Может быть, есть резон разыскать эти рукописи, издать в первозданном виде?
В Карлаге А.Л.Чижевский сильно болел. В «формуляре к личному делу № 78435 на Чижевского» от 30 июня 1943 года я нашел записи врачей, что у него «склероз мозга, грудная жаба, бронхит». Он – инвалид I группы. Затем через каждые полгода повторялось заключение медиков, что зэк Чижевский – «инвалид I группы». Но, несмотря на это, он продолжал работать даже в невыносимых условиях Карлага. Величие и непобедимость духа, способные преодолеть все невзгоды и удары судьбы, даже самые жестокие, помогли Чижевскому создать вдохновенные строки о космосе, солнце, любви к людям. 5 января 1943 года, находясь в Карлаге, он напишет в дневнике: «Холод – 5 градусов в камере, ветер дует насквозь, жутко дрожу. Кипятку не дают». И тут же сообщает, что в этих условиях он возвращается к своему стихотворению «Гиппократ», написанному им еще в 1912 году, чтобы внести некоторые уточнения и поправки.
Тогда же он пишет стихотворение «Хлеб»:
«Тот, кто изведал нужду и лишенья,
Тот, кто в тюрьме без конца голодал,
Ведает цену священному хлебу,
Как бы кусок ни был черств или мал».
Вскоре Чижевского в Карлаге переводят в барак. Где уж тут заниматься творчеством, поэзией! Ведь здесь все общее – грязные палаты, бригады, работа, купание, недоедание, недосыпание и сплошное ругание… Вставали под мат воспитателей: «Ах, вы такие-сякие, все еще дрыхнете, кузькину мать?» И ложились под карательные визги: «Спать, а то будем стрелять!»
Больше всего боялся Чижевский раствориться в толпе, стать таким, как все, жить по лагерной норме. Но вырваться на индивидуальный простор никак не мог, хотя и просил настойчиво у начальства одинокого заключения. Ведь в общем стаде он не мог ни думать, ни писать… Какое там – его поселили в бараке на 400 человек, и сосредоточиться там на какой-то порядочной мысли было просто невозможно: все галдели, шумели, гоготали, лупили в домино или карты. А тут еще дежурный по лагерю врубал вовсю радио, и под зловеще звучащие марши все начинали плясать, как дикари, или попросту изображать из себя дурачков…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу