Валерий Могильницкий - В долине слез. О великих узниках Карлага

Я послал также много заявлений относительно моей пенсии, которая мне жизненно необходима. Шесть месяцев я уже без всяких средств при маленькой поддержке, которую эвакуированные мне оказывают, а одно время приходилось питаться только водой. Но пенсии все нет и будет ли? Я болен, я без средств, мое положение вряд ли облегчится, наступает катастрофа.

У меня порвалась одежда, ноги мокрые и холодные, ибо я хожу в дырявой обуви, иногда другие добрые эвакуированные угощают меня ложечкой теплого супа.

…Печалит меня моя болезнь, опять вступила в тяжелую форму из-за того, что я промерз во время сильного бурана, стараясь выполнить норму на строительстве плотины путем долбления мерзлой земли ломом. Я шесть месяцев болен, ночью почти не сплю, к тому же встаю по восемь-десять раз по нужде. При всем этом негде постирать белье (в районе нет мыла), а без ванны я совсем беспомощен. В прошлую зиму только ванны стали моим спасением от этой ужасной болезни. Теперь я стал получать от колхоза хлеб, за который расплачивается за меня один эвакуированный. Но холодная вода с хлебом для моей болезни не является лечебным средством. Иногда хозяин, а большей частью его жена, угощают меня чаем. Иногда я целый день лежу на своей скамейке, хозяйка начинает думать, что я скончался, и ею овладевает страх, что такая неприятность может произойти в ее доме. На моем животе образовалась злокачественная язва. Это совсем лишает меня надежды на выздоровление.

Мое гигиеническое состояние можно описать как плохое. Мое состояние, как у старой паршивой собаки, которая ожидает смерти. При этом я чувствую тягу к труду и опечален, что нахожусь так далеко от вас. К нашим руководящим работникам ни проникнуть, ни попасть сегодня невозможно. Из своего опыта я знаю, что эти люди бесконечно загруженные. Как и вожди нашей партии и правительства, они заботятся об участи своего народа, а не об одиноком человеке, который может и хочет стать снова трудоспособным, несмотря на свои 70 лет.

Любимый Ян, Соня, примите мой привет, может быть, последний. Г.Фогелер».

Это письмо увидело свет только сейчас, спустя полвека после его написания.

По настоянию сына Г.Э.Фогелера Яна Фогелера, доктора философских наук, профессора Московского университета, на корнеевском кладбище был установлен памятник художнику-антифашисту.

Проваливаясь по пояс в сугробы, я еле добрался до него. Долго стоял у покрытой льдом гранитной доски, на которой было высечено имя Г.Э.Фогелера. История многие десятилетия хранила тайну ссылки и кончины великого художника, но жизнь взяла свое.

Как я уже писал, после выхода книги «Звезды ГУЛАГа» мне стали приходить письма читателей. Юрий Иванович Васнецов из Усть-Каменогорска, выразив автору книги благодарность за память о невинно пострадавших, в то же время написал: «Ваша книга интересна, потому что она правдива. Вы честно показали униженных сталинским режимом, издевательства над ними. Но в книге надо бы усилить, на мой взгляд, одну мысль – зэки боролись! Они не только роптали, занимаясь тяжелым трудом на рудниках, творчеством в специальных конструкторских бюро – они яростно выступали против существующего строя. Неужели у вас в записной книжке нет таких фактов?»

Конечно, есть, дорогой Юрий Иванович. И ваше замечание верное. Что становится очевидным сегодня, – со сталинским режимом боролись не только взрослые, но и юноши, девушки, даже малолетние.

Да, малолеток в то время судили и сажали не только за уголовные преступления, побеги из школ ФЗО, но и за политику! В послевоенные годы в СССР росло недовольство сталинским режимом.

И люди не только роптали по квартирам, там и тут возникали вспышки протеста против Сталина, ЦК, коммунистической партии. В книге «Архипелаг ГУЛАГ» А.И.Солженицын довольно подробно рассказывает о судьбах некоторых «детей НКВД». Малолетний Юра Ермолов в 14 лет написал листовку: «Долой Сталина!» Тут-то его и схватили, дали 58–10 и посадили с малолетками-урками.

А Зоя Лещева сумела его превзойти. Она в детдоме подговорила ровесников разломать гипсовую статую Сталина. И что вы думаете? Однажды утром голову статуи нашли отбитой, перевернутой и в пустоте ее – кал. Террористический акт! И дали Зое Лицевой десятку. До восемнадцати лет она была в общих лагерях, а затем в особых. Ее можно назвать второй Зоей Космодемьянской, так храбро и мужественно она держалась на допросах, никого из сообщников своих не выдала, взяв всю вину за содеянное на себя.