Игорь Ротарь - Записки странствующего журналиста. От Донбасса до Амазонки

— О, это такой долбанутый бар, можно очень долго ждать, когда бармен прийти соизволит.

Ладно, пошел в другой. Тут ко мне женщина под полтинник подбегает (еще в первом баре мне улыбалась), сразу обниматься и целоваться лезет, предлагает по-английски идти пить в ее компанию:

— Come on!!!

Тут я есть захотел. Мне объяснили, что в это время суток — только в «Макдоналдсе».

В «Макдоналдсе» какие-то очень странные молодые поляки стояли. Спрашиваю:

— Where are you from?

— Georgia.

— Гм, так может, вы и по-русски говорите?

— Конечно, уважаемый! У нас все по-русски говорят.

Кстати, реально говорили очень плохо, но были очень доброжелательны и хотели помочь. В общем, Краков — наш город!

Кроме Старого города, я побывал в бывшем еврейском квартале. До войны здесь жило 65 тысяч евреев, сейчас, по-моему, не осталось ни одного. Но еврейскостью здесь торгуют вовсю. Кругом еврейские (по названиям) отели и рестораны. Чистокровные поляки и польки торгуют иудейской религиозной символикой, польские дети фотографируются с памятником ксендзу, помогавшему евреям во время войны.

Вход на еврейское кладбище стоит десять злотых (два с половиной доллара). Билеты продает здоровенный поляк в ермолке, уверяющий на голубом глазу, что он еврей.

Кстати, он и мне ермолку вручил — без нее на кладбище не пускают. Потом я сходил и на более современное еврейское кладбище. Туда, слава богу, пускают бесплатно, а вот туалет платный. На выходе из него на меня набросилась дородная женщина средних лет, ни слова не понимающая по-английски.

Я ее из любопытства спросил по-польски, не жидовка ли она (так по-польски «еврейка»), но дама неожиданно на меня обиделась и заорала по-русски:

— Нет, украинка! Плати два злотых за туалет! Оказалась, что она из Чернигова.

Вопреки моим ожиданиям, в Польше ко мне с расспросами и предложениями дружить никто не приставал: поляки меня принимали то ли за американца, то ли за украинского гастарбайтера. В общем, я был им неинтересен.

А в целом, несмотря на западную архитектуру и безукоризненную чистоту, поляки произвели на меня впечатление наших людей. Я уже писал о любви поляков к возлияниям, но не только это роднит местных жителей с россиянами. В Польше достаточно часто можно услышать нецензурную ругань, причем она очень напоминает русский мат.

Коммуникабельность поляков тоже неевропейская. Так, в гостинице я издали поздоровался кивком с каким-то старичком, и он тут же подошел ко мне, чтобы пожать руку. Вообще же местные жители очень радушны и всегда готовы помочь иностранцу. Как-то я в магазине хотел купить лимон, но у продавщицы не было сдачи, и она, не раздумывая, дала мне его бесплатно.

Отрывки из этой главы про Польшу я уже публиковал в русской прессе. И вскоре после этого на мою страничку в фейсбуке пришло письмо из Польши такого содержания:

«Я пречитал Ваш артикул в нашым журнале (Форум) как Вы были первый раз в Полше. Интересный. Я тоже был первый раз в Росии 3 месяча таму назад (Санкт Петерсбург). Мне тоже очень нравилось. Я Вас паздравляю».

Нет, все-таки поляки — удивительно добрые и коммуникабельные люди.

«Зачем ты говоришь на фашистском языке?!» — почти кричал на меня официант в белградском кафе, к которому я обратился по-английски. «Американцы бомбят нас, славян! Говори по-русски. Сербы и русские — братья и должны быть вместе».

Это было в Белграде во время натовских бомбежек Югославии накануне вторжения войск коалиции в Косово.

Любовь сербов к русским в 90-е годы прошлого столетия было почти иррациональной. В местных кафе звучала песня: «Нас и русских 300 миллионов». Беседуя со мной, сербы часто говорили, что у них есть такая присказка: «Мы верим только в Бога и Россию!». Но к этому обожанию примешивалось и недоумение, помноженное на обиду: «Ну когда же вы придете к нам на помощь?!».

В 1995 году я присутствовал в Белграде на встрече депутата Госдумы Владимира Лукина с местной творческой интеллигенцией. Речь шла о войне в Боснии. Слово взял какой-то сербский писатель.

— Когда мы смотрим американские фильмы, то восхищаемся их мужеством, храбростью. Мы, сербы и русские, должны быть такими же! Дайте же нам, наконец, оружие, чтобы мы могли защищаться! — в глазах этого грузного седого мужчины стояли слезы.

«Капитан отбрасывает прядь волос, нависающую на глаза, и смотрит на меня.