Игорь Ротарь - Записки странствующего журналиста. От Донбасса до Амазонки

Вроде бы их считают друзьями и почти братьями, но все же о «пятой графе» не забывают. Ну, во всяком случае, так моим собеседникам кажется, и потому тревога по поводу своего будущего на земле двух Тарасов — Бульбы и Шевченко — их до конца не покидает.

«Возможно, нам и не нужно было лезть в этот «спор славян между собой». Как бы мы в этом конфликте опять крайними не стали. Не наше это еврейское дело!» — поделился со мной своими опасениями один киевский профессор.

Мне всегда было скучно работать в президентском пуле (хотя иногда и приходилось) — мне больше нравилось общаться с полевыми командирами, региональными лидерами. Поэтому «мировых знаменитостей» среди моих знакомых не так уж и много. Но кое-какие встречи с ними за долгие годы в журналистике все-таки были. Приведу те из них, которые как-то врезались в память.

Михаила Горбачева я встретил на какой-то тусовке в начале 90-х. Тогда у меня к нему никаких претензий не было, поэтому я просто не знал, о чем его спросить, и не стал к нему подходить. А вот моя встреча с Путиным напоминает анекдот про чеховского героя, гордившегося тем, что газеты написали про то, что он попал под лошадь.

В принципе, я мог бы до конца жизни гордиться тем, что мне нахамил «сам Путин». В 2000-м в составе журналистского пула я летал с ним в Ташкент. На пресс-конференции прямо в аэропорту каждому журналисту разрешалось задать один вопрос, а я попытался задать два, и российский президент достаточно жестко меня оборвал.

После «ссоры» с Путиным я решил прогуляться в город и спросил, где выход из аэропорта, у какого-то узбекского чинуши, но он был настолько потрясен организацией встречи с великим россиянином, что просто не стал мне отвечать.

С Сергеем Шойгу я познакомился, когда он был министром МЧС, на войне в Чечне. Вместе с двумя американскими фотографами я подошел к охране Шойгу и попросил, чтобы они взяли нас с собой в вертолет. Охрана обещала выяснить все у Шойгу. Ответ нам передали отрицательный, мы было приуныли, но тут мимо нас к вертолету проследовал сам министр.

— Здравствуйте, я — журналист из «Известий», а это американский фотокорреспондент. До Грозного не подкинете?

Шойгу остановился.

— Здорово, мужики! Не вопрос — идите в вертолет.

С министром обороны Павлом Грачевым, печально знаменитым своей фразой, что возьмет Грозный за два часа одним десантно-парашютным полком, я вместе летал в Таджикистан. Я подошел к его пресс-секретарю, молодой сексуальной даме, и попытался договориться об интервью.

Женщина ответила, что сейчас не получится, но в ближайшее время она «все устроит».

Через несколько дней она мне позвонила и предложила, чтобы я осветил какую-то совершенно не интересную мне встречу министра. То есть мне предлагали бартер: доступ к телу в обмен на выгодную Грачеву публикацию. Меня этот вариант не устраивал, так что интервью у Павла Сергеевича я брать не стал.

Я довольно много летал с министром иностранных дел России Андреем Козыревым по бывшему СССР. Это было время, когда Россия сдавала в ближнем зарубежье буквально все, и поэтому неудивительно, что русские, оказавшиеся в «горячих точках», были готовы растерзать министра (его охране приходилось очень нелегко).

Кстати, кто-то из «патриотичных» писателей отметил, что либералы чувствуют просто физическое отвращение и страх перед большим скоплением людей. По крайней мере, по отношению к Козыреву это верно; в частности, я был свидетелем того, с каким трудом приднестровские власти уговаривали его выступить перед людьми.

С президентом Грузии Эдуардом Шеварднадзе я познакомился в Западной Грузии во время боев со звиадистами. Несколько газет опубликовали мой снимок испуганного президента с подписью: «Шеварднадзе на линии огня». При мне к грузинскому президенту подошел какой-то оборванный местный житель, и, к чести Шеварднадзе, он дал знак пропустить к себе крестьянина. Они даже обнялись.

А вот массового мародерства грузинской армии (ограблены были почти все местные жители) президент «не замечал». Так, например, когда я брал интервью у Шеварднадзе, под дверью администрации томилась крестьянка, пытавшаяся пожаловаться президенту на солдат, отобравших у нее корову.

С таджикским президентом Рахмоном Набиевым у меня были чисто коммерческие отношения. Во время гражданской войны он бежал в свой родной Худжанд, хотя формально и оставался президентом. Я раздобыл его домашний телефон (мобильников тогда не было) и регулярно звонил ему. Обычно президент говорил какие-то незначащие банальности, но, учитывая его статус, я всегда мог продать его интервью западным агентствам — получались почти халявные деньги.