Илья Василевский - Николай II

Б. С. Штюрмер был министром внутренних дел в последние годы царствования Александра III.

Доклад С. Ю. Витте, после которого Штюрмера убрали в отставку, был, даже и по придворным обычаям, ошеломителен.

Дело в том, что Штюрмер, являясь владельцем очень крупных имений, пользовался своими связями так удачно, что изо всего округа, составленного из штюрмеровских владений, никаких налогов так и не поступало.

Брать из казны широкой и щедрой рукой Б. С. Штюрмер был согласен. Но платить что бы то ни было в казну - это казалось ему смешным дон-кихотством. Точка зрения в кабинете министров вовсе не оригинальная. Эту позицию министр мог сохранять за собой долгие годы без малейших неприятных последствий.

Но Б. С. Штюрмер эту точку зрения стал толковать распространительно. Никаких налогов и платежей не поступало не только от него лично, но и от целых округов, где были расположены его имения.

Делом заинтересовался Государственный контроль. Нашлись, как всегда бывает, заинтересованные делом недоброжелатели, припомнились старые счеты, пущены в ход были закулисные влияния, и вот государственный контролер И. Харитонов, не довольствуясь более бумажной волокитой и исходящими бумагами, посылает на места контролеров с особыми полномочиями для ревизии.

Картина выяснилась исключительная. Подати от крестьян и налоги уплачивались населением не только сполна, но и с очень крупными надбавками. Целая сложная система непомерных налогов выколачивалась с крестьян полностью, но не в пользу казны, а в пользу самого Б. С. Штюрмера. Пользуясь своим влиянием и связями, министр Штюрмер устроил, оказывается, своеобразное государство в государстве. Он отделился от России и действовал автономно. И, если за недосугом он не успел установить печатных станков для печатания своих, штюрмерских, денег, то деньги общеустановленного образца он собирал на редкость умело и ретиво. Недоплативших до норм, установленных Б. С. Штюр?лепом, не только разоряли, отбирая у них лошадей, земледельческие орудия и землю, но еще и учили уму-разуму, подвергая жестокой порке на барском дворе в усадьбе всесильного министра.

“Убрать этого вора в 24 минуты” - написал разгневанный Николай на докладе Витте. И вора действительно убрали. Но лирические чувства не изменяют реального соотношения сил. Сила была у воров.

И когда исполнились сроки, “возвратися ветер на круги своя”. И снова портфель министра оказался в руках этого “вора”, и не кому иному, а именно Б. С. Штюрмеру ко дням итогов, ко дням переворота надлежало, оказывается, очутиться премьер-министром и возглавить кабинет, состоявший из А. Д. Протопопова, А. Н. Хвостова и прочих обреченных министров обреченного царя.

Обречен, безнадежно и беспросветно, был весь режим сверху до низу. Чем больше вдумываешься в это, тем яснее видишь путь, ведущий к хаосу и развалу России. Но эта ясность не должна в наши дни диктовать злобы и ненависти именно к Николаю. Не палка бьет, а палкой бьют, напоминает старое правило.

Мы все видим и знаем, что сделал Николай II с Россией. Во имя справедливости и беспристрастия надо задуматься и над тем, что сделала Россия с Николаем II.

Трагизм нельзя считать уделом только избранных натур, людей, которые на голову выше окружающих. Есть какой-то особый, пусть обывательский, но все же подлинный трагизм в переживаниях этого зауряд-прапорщика на троне.

Безвольный, слабохарактерный, не знающий, чего он хочет, не понимающий, чего хотят от него окружающие, до чего жалостную фигуру являл собой все годы своего царствования этот последний самодержец! И особенно остро виден этот трагизм именно в первые дни по восшествии на престол.

Вспомните Хлестакова, маленького провинциального враля, покоряющего Марью Андреевну и Анну Антоновну Сквозник-Дмухановских и повергающего в трепет всех властей, от городничего и до Держиморды. Его кормят “лабарданом”, а он сидит в мягких креслах и заливчато врет о том, как тридцать пять тысяч курьеров зовут его управлять департаментом, и о том, как суп в кастрюльке и арбуз в семьсот рублей ему присылают прямо из Парижа, и о том, как у него в Петербурге “и вист свой составился: германский посланник, испанский посланник и я”.

Это все только смешно, поскольку касается Хлестакова: ему бы только денег нахватать, и вот он уже уехал, и ухмыляется, припрятавши голову сахара, Осип (“что там веревочка, давай сюда и веревочку!”), и звенят уже колокольчики, и далеко несут сытые кони. “Попадись-ка мне только пехотный капитан”.