Илья Василевский - Николай II

Но его не отпустили. С его жизнью, с его существованием, с каждым его словом и настроением были связаны важнейшие интересы придворных сановников, великих князей, камергеров, фрейлин, банкиров, министров, губернаторов и т. д., и т. д., вплоть до последнего урядника в деревне Голодаевке, до любого помещика, землевладельца из дворян, в селе Неелове. Бедный юноша был тесно зажат в тисках трехсотлетних традиций дома Романовых. Со всеми своими личными намерениями, со всеми планами и помышлениями он был у жизни в лапах, он был - обреченный.

Тело Александра похоронено - надо царствовать! Есть какая-то внутренняя политика, и есть политика внешняя. И ведь он, голубоглазый молодой человек, он - “Помазанник Божий”! Нельзя же показать, храни Бог, что он растерялся, что он сконфужен. От его Державного Слова зависит судьба, зависит честь и самая жизнь миллионов! Это он, молодой человек с образованием и опытом зауряд-прапорщика, это он должен сейчас, сию минуту решать в окончательной и категорической форме все вопросы: и о том, нужна ли России конституция, и о том, как держать себя с Германией, с Францией и далеким Китаем, и о том, что нужно крестьянину, жалующемуся на мадоземелье (“землица маленькая, куренка, скажем, и того выпустить некуда”), и чего хотят эти странные люди, рабочие в шахтах Донецкого бассейна и на Ленских приисках в далекой Сибири, и чего требуют от него “свои”, все эти “жадною толпою стоящие у трона” люди…

Чем больше вдумываешься в эти непомерно тяжелые переживания обреченного молодого человека, тем более испытываешь странное чувство жалости. За что? Неужели, и в самом деле за грехи отцов? Он, бедняга, в те времена и по-русски-то плохо говорил. Английское воспитание в детстве сказалось настолько сильно, что еще в первые годы царствования Николай II высказывался не иначе, как переводя свои слова с английского.

Даже личная свобода оставалась недостижимой для бедного самодержца.

Заграничные газеты того времени обошел следующий характерный эпизод, относящийся к первым дням царствования.

“Глухою осенью 1894 года, днем по Невскому проспекту шел молодой офицер с задумчивыми печальными глазами. Офицер шел, не привлекая ничьего внимания, и благополучно миновал уже Милютины ряды, как вдруг пред ним выросла фигура градоначальника фон-Валя. Он бешено мчался в своем экипаже по направлению от Зимнего дворца, зорко осматривая прохожих по Невскому. Увидав офицера, он выскочил из экипажа и, в упор глядя своими красными воспаленными глазами на смущенного офицера, тихо сказал ему:

- Это невозможно, Ваше Величество!

- Но, генерал …

- Это невозможно, Ваше Величество, я ВАС умоляю вернуться во дворец…

Моментально вокруг государя - офицер с печальными глазами был, действительно, не кто иной, как Николай II, самодержец всероссийский - и фон-Валя собралась толпа. Царь продолжал идти по тротуару, фон-Валь шел сбоку, почтительно изогнувшись.

- Но, генерал, я вышел погулять…

- Это невозможно, Ваше Величество…

На этот раз последняя фраза была услышана толпой; слова “царь”! царь!” переходили из уст в уста; раздалось громкое “ура”; полетели вверх шапки: тогда Николай II был еще очень популярен, на него возлагали большие надежды, и появление царя без свиты и охраны наэлектризовало толпу…. А в это. время из Зимнего дворца уже прискакали адъютанты, окружили плотной цепью царя и повезли его в Аничков дворец к вдовствующей императрице (или, как ее тогда называли, к “покойной” императрице). “Мальчик” получил большой выговор и с тех пор его заперли окончательно “под замок”.

Но если так тягостна была личная жизнь Николая, то еще мучительнее была его государственная деятельность.

Как трагичны оказываются уже первые шаги этого беспомощного “монарха всей России”. Уже в первые дни выясняется, напр., совершенно недопустимое по размерам казнокрадство министра путей сообщения Кривошеина. В области воровства и хищений удивить чем-либо на Руси трудно, но министр Кривошеий перешел, оказывается, все пределы, побил все рекорды. Не ограничившись постройкой роскошного дворца для себя на казенный счет, не ограничившись постройкой лично для себя в своей квартире особой церкви за счет казны (до чего не доводит человека истинная религиозность), не ограничившись, далее, проведением железных дорог через свои имения, причем материалы для постройки, шпалы и т. п. продавал казне все тот же Кривошеий из собственных имений, Кривошеий, как выяснилось, занялся в широких размерах еще всяческого рода спекуляцией, покупкой и перепродажей не только имений, но даже и… продуктов.