Все эти “черты из жизни” Кривошеина разоблачил перед Николаем государственный контролер Т. И. Филиппов, человек и сам по себе далеко не безгрешный (“Т. И. Филиппов не был вполне корректен в своей государственной деятельности”, - деликатно говорит о нем в своих “Воспоминаниях” С. Ю. Витте). Доклад Тертия Ивановича о Кривошеине, о его сплошном воровстве и хищениях, оказался потрясающим. “Одной десятой этих грехов было бы достаточно, чтобы признать Кривошеина недостойным занимать пост министра”,- свидетельствует Витте. Недаром же народная мудрость именно Кривошеину приписывает главную роль в распространенной легенде о министре, целовавшем икону: “Поймали его, значит, министра-то, что ворует уж очень; заставил тут его царь присягать, что больше воровать не станет. Для верности икону принесли, целовать заставили. Ну, он, министр, конечно, плачет, клянется, икону целует, а пока целовал, глядишь, главный-то бриллиант, дорогой самый, и выкусил! Присягнул, домой ушел, а бриллиант-то за щекой так домой и унес”.
Впрочем, что ж говорить о министре путей сообщения Даже на важнейший в полицейском государстве пост министра внутренних дел найти честного кандидата оказывается невозможно, с грустью констатирует юный монарх.
- Кого же Вы советуете назначить: Плеве или Сипягина? - спрашивает Николай у престарелого К. П. Победоносцева. “Один - подлец, другой - дурак”, - со вздохом отвечает - дословно! - старый идеолог самодержавия. Но назначение получают оба: раньше дурак, потом подлец, оба призываются на пост министра.
А когда надо за смертью Гирса назначить нового министра иностранных дел, после долгих поисков приходится назначить князя Лобанова-Ростовского, того самого, о ком Александр III на одном из его донесений написал “непечатную резолюцию”, исключительно резкую характеристику. Николай чудесно знает о существовании этого документа, но назначить все же приходится именно князя Лобанова-Ростовского. И в министерстве со дня вступления в должность нового министра старательно заботятся о том, чтобы подальше припрятать в архив резолюцию Александра III (храни Бог, их Высокопревосходительству на глаза бы не попалось!). И брат министра, молодой князь Лобанов, на вопрос о том, почему он уезжает за границу, раздраженно отвечает:
“Не могу же я оставаться в России, когда она дошла до такого положения, что даже мой брат может оказаться министром”.
Назначение на пост министра человека не только с темным прошлым, но еще и “с патентом”, с прошлым, которое закреплено особой Высочайшей резолюцией, не является исключением. Таковы были нормы жизни при дворе.
В свое время наличность резолюции Александра III о П. Н. Дурново: “Убрать этого мерзавца в 24 часа”, как известно, не помешала Николаю назначить П. Н. Дурново министром даже в конституционные годы.
Знаменитая резолюция о Дурново была положена Александром III после того, как этот сановник в своих поисках частных писем некоей дамы, за которой он ухаживал, залез в письменный стол бразильского посланника. Похождение это для П. Н. Дурново, да и для многих представителей режима, было будничным и вполне обычным. Резкая резолюция последовала только потому, что на этот раз П. Н. Дурново забрался в стол посланника, т. е. то место, где полагается соблюдать соблюдать экстерриториальность и где, вместо обыска, пришлось для этого инсценировать особый пожар. Все знали, что этот поджог являет собой шантажное похождение, для П. Н. Дурново далеко не самое крупное. Были дела и покрепче. Более того: в краткие “дни свободы” резолюция Александра “убрать этого мерзавца в 24 часа” была опубликована и обошла всю печать, русскую и европейскую, вызвав неисчислимое количество карикатур и комментариев. И все же… И все же П. Н. Дурново был, как известно, назначен министром, даже и в “конституционные дни”.
Людей нет, не было и не могло быть в распоряжении самодержавного режима. Были “вахмистры по воспитанию и погромщики по убеждению”, взяточники и казнокрады, были усмирители и каратели, были воры и палачи, но государственных людей не было.
Еще ярче, еще показательнее, чем история с П. Н. Дурново - история с назначением Б. С. Штюрмера, заботами Распутина оказавшегося не только министром иностранных дел, но и премьер-министром в самый ответственный период, во дни мировой войны.
За Б. С. Штюрмером числилась резолюция даже не Александра III, а самого Николая II, резолюция, не только повторявшая стиль “незабвенного родителя нашего”, но и еще более резкая: “убрать этого вора в 24 минуты” собственноручно начертал в первые же дни своего царствования Николай II на докладе Витте о Штюрмере.
Читать дальше