Олег Платонов - Ленив ли русский мужик?

Каганович и ему подобные наследники Сталина враждебно воспринимали всякую попытку самостоятельного рабочего движения. Порой возникали кровавые рецидивы сталинизма.

Первые попытки рабочих неформально проявить свое право на забастовку окончились трагически.

Понятие труда, как высокой духовно-нравственной категории, принимаемое как само собой разумеющееся большинством наших дедов и отцов, для новых поколений уходит «на чердаки их личного сознания». Человек, как мера всех вещей, заменяется абстрактным лозунгом, планом, валом. Все шире распространяется формальное, бюрократическое отношение к труду как к мероприятию, которое следует выполнить, поставить галочку, «закрыть», не касаясь его сути, а если есть возможность, то отделаться от него, выполнив кое-как. Самым распространенным типом становится работник с усеченной культурой труда, обладающий раздробленным или неполным набором трудовых ценностей.

Труд как духовно-нравственная категория, обладающая внутренней самоценностью для настоящего труженика, становится средством удовлетворения всяких других потребностей, как навязанная извне сила, противостоящая человеку. Отчуждение труда, деградация трудовых ценностей становится важнейшим препятствием нашего социально-экономического развития, полноценного использования трудового потенциала.

В середине 50-х годов осуществляется наступление государства на остатки промысловых артелей. Мы уже видели выше, что перед войной артели и кооперативы фактически потеряли свою самостоятельность, хотя продолжали существовать как формально независимые по отношению к государству предприятия. Однако даже символическая самостоятельность промысловых артелей была не по душе руководителям «хрущевского режима».

14 апреля 1956 года выходит постановление «О реорганизации промысловой кооперации». Согласно этому постановлению, государственной промышленности передается около 3500 наиболее крупных промысловых артелей, на которых было занято 600 тысяч человек с общим объемом производимой продукции на сумму 23 миллиарда рублей. Значительная часть артелей была слита с однотипными государственными предприятиями, перестав существовать как самостоятельные организации. Другие продолжали существовать самостоятельно, но уже не как артели, а как государственные предприятия. Многие из них, особенно предприятия, занятые ремонтом и изготовлением обуви, одежды, трикотажных изделий, мебели по индивидуальным заказам населения, ремонтом металлоизделий, музыкальных инструментов и др., а также парикмахерские и фотографии вошли в систему вновь организованных управлений бытового обслуживания населения. Так, государство, не вложив ни копейки, методами сталинской коллективизации создало новую отрасль.

В 1960 году промысловые артели полностью ликвидируются, а это значит в государственную промышленность было передано 25,6 тысячи промысловых артелей, выпускавших продукции на 62,4 миллиарда рублей (в ценах тех лет) и дававших работу 2,6 миллиона человек.

После Сталина не был ликвидирован и разрыв между обучением и производительным трудом. Выпускникам школ не прививали навыков к труду, умение и желание работать. Хотя в принятых в начале 60-х годов «Законе об укреплении связи школы с жизнью…» и постановлении Совмина СССР «Об улучшении производственного обучения учащихся…» и декларировалась задача соединения обучения, с производительным трудом, на практику школы оно повлияло мало. Постановка трудового воспитания в школе имела формальный характер.

Отсутствие производительного труда в школе при обучении и воспитании молодежи создало поколения людей, не привыкших к труду и воспринимающих его в начале взрослой жизни, как нечто неприятное и тягостное. Причем для довольно значительной части людей это отношение к труду сохраняется на всю жизнь. Человек, не научившийся с детства трудиться, смотрит на мир иждивенчески, ждет от него значительно больше, чем может дать сам. Отсюда неизбежный конфликт с обществом, коллективом, семьей.

Более того, иногда средства массовой информации воспитывают у молодежи нетрудовые понятия и идеалы мелких дельцов, мошенников, уголовных кооператоров-рвачей, а порой вымогателей и проституток. Низкопробное смакование сцен насилия и секса, слюнявая эстетизация порока, откровенные призывы к наживе и стяжательству являются формой разрушения народной культуры. Почему «промысел» шлюх или подонка-вымогателя приобретает эстетизированное название, скажем, интердевочки или рэкетира и так подробно освещается в средствах массовой информации? Почему в песнях и передачах довольно часто проповедуют идеи наживы, достижение материального результата любой ценой («Будет все отлично, не жалей наличных денег для себя», — поет группа «Скандал», а другая ей вторит: «Кто проиграл — тот плачет, кто выиграл — на коне»? Кому это нужно?.. Еще Бунин в «Окаянных днях» описывал такой эпизод: «Был В. Катаев (молодой писатель, будущий автор сусальной повести «Белеет парус одинокий». — О. П.). Цинизм нынешних людей прямо невероятен. Говорил: «За сто тысяч убью кого угодно. Я хочу хорошо есть, хочу иметь хорошую шляпу, отличные ботинки…» И то, что Катаев сказал одному Бунину, сегодня можно услышать по телевидению, вещающему на десятки миллионов человек. Некоторые представители молодежи откровенничали перед экраном в таком духе: «Меня мало интересует моральная сторона, главное, не работая, получать большие «бабки» (деньги) А что если ради этого придется пойти на преступление? «Это вас не касается», — был ответ.