Стивен Поттс - Второе нашествие марксиан - Беллетристика братьев Стругацких

Даже авторы, принадлежавшие к советскому «основному потоку» литературы, в то время написали много работ, принадлежащих фантастике, пусть даже это было отходом в сторону от обычных их жанров. Наиболее популярным из таких литераторов был Владимир Маяковский, поэт, известный также пропагандистскими пьесами и киносценариями. Наиболее запоминающимися из-за их отношения к фантастике были его пьесы, а именно — «Клоп» (1928) и «Баня» (1929), в которых он бичует сатирой мещанство и бюрократию соответственно. Маяковский, обращаясь к науке, поднимает ее до уровня метафоры; в «Бане» машина времени в сочетании с принципом относительности Эйнштейна выступает против непримиримых бюрократов. По иронии судьбы, в реальности борьба с бюрократией довела Маяковского до самоубийства в 1930 году. Его репутация пережила его, вдохновив его современников (например, Евгения Замятина), наравне с позднейшим поколением советских сатириков-фантастов, включая и Стругацких.

Наиболее широко известен — из русских фантастов (а может быть, и вообще из русских авторов любого направления) того периода — Евгений Замятин, автор романа «Мы». Являясь во многих аспектах образцом для всех последующих дистопий XX века (наиболее ярко это проявилось в произведениях Оруэлла «1984» и Рэнд «Гимн»), «Мы» впервые был напечатан в 1920-е годы, хотя и не в СССР. Большевизм Замятина оказался чересчур либеральным для советской бюрократии; резко отрицая Запад и капитализм, автор также отрицает централизованное государство и политическую элиту в целом. Если Маяковского борьба против советской бюрократии довела до смерти, Замятина она довела до вынужденной эмиграции в 1931 и привела к ошибочному выводу, распространившемуся равно широко на Западе и Востоке, — что автор «Мы» был контрреволюционером. Напротив, основная жалоба Замятина на большевиков состояла в том, что они не шли достаточно, по его мнению, далеко. Как и его предшественники-утописты, начиная с Чернышевского, Замятин жаждал освобождения индивидуума — как личного (включая сексуальное), так и политического.

Более преуспел в фантастике автор, которого в определенных кругах читают до сих пор, — Александр Беляев. Он был первым русским профессиональным писателем-фантастом, зарабатывавшим на жизнь сочинением исключительно фантастики. В двадцати его романах и рассказах заметно влияние как Жюля Верна, так и Уэллса. Он предпочитал тему романтического отчуждения, зачастую в связке с биологическими изменениями, как в его первом романе «Голова профессора Доуэля» (1925) — о пересадке мозга. В том же духе выдержаны его хорошо известные «Человек-амфибия» — о человеке, измененном для подводной жизни, — и «Ариэль» (1941), где герой получает способность летать.

К несчастью, революционное рвение, подарившее «золотой век» советской фантастике при Ленине, при Сталине было подавлено, когда Сталин пришел к власти в конце 1920-х. Это «затягивание гаек» вынудило Маяковского свести счеты с жизнью, а Замятина — эмигрировать, и набросило покров на целый жанр. Как ранее цари, Сталин испытывал беспокойство по поводу социального экспериментаторства, вдохновленного идеями утопистов. Ряды фантастов были существенно прорежены тюрьмами и казнями. Окоротив научных и политических идеалистов, Сталин ужал фантастику до рамок детского беззубого жанра, описывающего лишь технику близкого будущего (радар, модернизированные трактора и сеялки на бензине, а также укрощение Арктики). Для советской фантастики наступили темные времена. Авторы, подобные Беляеву, выжили, лишь сведя свои технические мечты до уровня волшебной сказки и насытив свои произведения абсолютно выдержанными идеологически, хотя и захватывающими, замыслами.

Возрождение жанра пришло в 1956 году, когда XX съезд КПСС отвернул общество от жестко ограниченного пути сталинизма. В следующем году спутник открыл человечеству космос. На волне энтузиазма, последовавшей за этим замечательным достижением, читатели возжаждали историй о будущем. Это стремление было удовлетворяемо новой волной советских писателей, так называемым «теплым потоком» или «школой Ефремова».

Иван Ефремов, ученый, писал фантастические произведения еще до «оттепели», но они считались представителями господствовавшего тогда «холодного потока» [1] Термину «холодный поток» соответствует термин «фантастика ближнего прицела». Для «теплого потока» соответствующего термина нет. Эти термины — «холодный поток», «теплый поток» — имеют явную политическую окраску. (Примечание СП.) фантастики слишком далекими от настоящего и слишком «таинственными» для их публикации. Изменившаяся обстановка конца 1950-х годов сделала возможным появление романа Ефремова «Туманность Андромеды».