Андрей Амальрик - Норманны и Киевская Русь

Не противилась ли Ольга такой деятельности своего сына? Так ли безболезненно перешла власть от нее к Святославу, как это представлено в летописи? Наконец, как умерла Ольга? Повесть временных лет неопределенно сообщает о ее смерти: с одной стороны, Ольгу погребает торжественно Святослав «и людьи вси» киевские, а с другой, втайне священник, которого она держала при себе, возможно тот же самый Григорий (ПВЛ. Т. 1. С. 48–49). Можно заподозрить, не погибла ли христианка Ольга от руки язычника Святослава, который «творяше норовы поганьские» и «гневашеся на матерь» и честолюбивым замыслам которого она препятствовала? Но все это только догадки. Скорее всего, мы имеем здесь механическое соединение разных традиций – церковной, восхваляющей Ольгу и осуждающей Святослава, и дружинной. Летописец не чужд обеим этим традициям.

С помощью призванных варягов. Только с этого времени, по-видимому, появляется в русском языке слово «варягъ», поскольку ни в одном памятнике IX–X веков оно не упоминается. Варягами (др.-исл. Varigiar) назывались присягнувшие Владимиру норманны от varar – клятва, обет и ganga – идти. Ср. аналогичное др. – англ. Vargenga. Variagjar – люди, давшие кому-либо обет верного служения, наемники. В скандинавских сагах этот термин появляется с XI века, преимущественно в применении к наемникам византийских императоров. Действительно, с начала XI века норманны, прибывающие в Константинополь через Русь, под этим именем начинают служить в императорских войсках, и с 1060 года в греческих источниках упоминается термин Βάραγγοι, т. е. русское «варяги» в греческой окраске. На Руси это слово с XI века из имени наемников делается национальным именем норманнов, как веком ранее «русь» из имени дружины сделалось национальным именем восточных славян. Более ранним именем норманнов было, очевидно, сохраненное Древнейшей правдой слово «колбягъ». Во всяком случае оно старше, чем варяг, так как в летописи уже не упоминается. Колбяги, по-видимому, были членами норманнского торгового товарищества в Восточной Европе. Слово это происходит от ст. – швед. Kulbo (совр. Klubba, англ. club), т. е. деревянный жезл или дубинка – символ, служащий для созыва членов общества. Таким образом, название членов торгового, купеческого клуба должно было звучать как kulbing. См. статью Стендер-Петерсена «Четыре этапа русско-варяжских отношений» ( Varangica . Aarhus, 1953. С. 249). С предлагаемым им аналогичным происхождением слова «варяг» трудно согласиться, как и вообще с его теорией норманнской колонизации.

См. интересную статью: Пархоменко В. А. Характер и значение эпохи Владимира, принявшего христианство // Ученые записки ЛГУ. 1941. Вып. 8.

Рыбаков Б. А. Образование древнерусского государства. М., 1955. Это изложение доклада, с которым автор выступил на Всемирном конгрессе историков в Риме.

Кстати сказать, помещенные в примечаниях (стр. 42) «в качестве основных летописных материалов»: «…2) Новгородский свод (по комиссионному списку), 3) “Временник” 1093–1095 (реконструкция А. А. Шахматова)» – в значительной степени покрывают друг друга, поскольку Шахматов реконструирует Начальный свод (1093–1095) по комиссионному списку. Б. А. Рыбаков вообще небрежно обращается с летописными сводами и исследованиями о них. Так, он пишет: «А. А. Шахматовым давно уже выяснена ошибочность и тенденциозность Новгородской летописи» (стр. 8), делая при этом сноску на с. 171–172, 187, 311–314 «Разысканий…». Эта фраза не совсем понятна, так как А. А. Шахматов в «Разысканиях» под новгородской летописью имеет в виду вовсе не комиссионный список, как Б. А. Рыбаков. Обращение к указанным в сноске страницам еще более запутывает. На с. 171–172 говорится о том, что поход Ольги к Новгороду – новгородское известие, возникшее в результате того, что составитель Свода 1050 годанеправильно понял Свод 1039 года. Во-первых, почему Б. А. Рыбаков считает этот поход «ошибочным сообщением»? Во-вторых, Шахматов здесь говорит о тенденциозности Новгородской летописи 1050 года, существование которой Б. А. Рыбаков считает недоказанным (стр. 42). На с. 187 Шахматов говорит, что, хотя в Новгороде летописание велось регулярно, летописных сводов появилось мало. Я не нахожу никого объяснения ссылке на эту страницу, ни о каких «тенденциях» или «ошибках» здесь нет ни слова. На с. 311–314 объясняется, как появилось в Новгородском своде 1050 года в результате знакомства со Сводом 1039 годаизвестие о призвании варягов. Поскольку Б. А. Рыбаков считает наличие этих сводов недоказанным, ссылка на них ставит читателя в тупик. Всех ссылок автора я, разумеется, не проверял.