Макс Фрай - Все о мире Ехо и немного больше. Чашка Фрая [litres]

Вот кто, оказывается, был нам предтечей! Мы с Грином не так одиноки, как виделось мне.

Я серьезно. Самое потрясающее описание небесного града «который как золото и в то же время стекло», какое я где-либо видел. И ведь берет.

Я понимаю, что ты серьезно.

Ну, получается, Иоанн с нами, ты прав.

Неплохая компания, между прочим. Но да, видения истинной родины, родины сердца (или духа, в данном случае это, наверное, одно и то же), тем или иным способом перенесенные сюда.

Но, кстати, может быть, многие с нами. Я имею в виду, вдруг тому же Дюма по пьяному делу мерещились мушкетеры на парижских улицах, и такая наутро брала тоска, что он бежал и записывал, чтобы отвлечься. И многие так.

Я думаю, все стоящие писатели той или иной ногой в этой лодке. Просто не со всеми так очевидно. И для многих «рай» не иная реальность, а, скажем, детство (возможно, чужое, наблюдаемое издалека), или иная страна, или иная эпоха. Неважно, на самом деле, важно, что в сердце на этом месте – рваная бездна. И можно позволить жизни в нее слиться. А можно из этой бездны много чего достать.

У Гессе Касталия, кстати, такая. Очень чувствуется, что из пропасти вытащена.

Ты знаешь, я на днях уж кого вспоминал – Каверина. А ведь его Немухин точно такой.

«Чтобы взлететь, нужно сесть на корточки, крепко-крепко обхватить себя под коленками, изо всех сил зажмуриться», – казалось бы, что за нелепый рецепт, полет это совсем другое. А веришь всем сердцем.

Да и то же Макондо, с которого ты начал разговор. Вроде совсем не райское место. А родом из тех же сердечных прорех!

И даже в осыпающемся мире Темной Башни, уж на что печальное место, а понятно, что сердце автора – там. «Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше». Текст-мистерия – это сокровище в сердце, которое не боишься предъявить, а поскольку для того, чтобы такого не бояться, нужно не бояться вообще ни черта, дух тут как тут, он всегда поблизости от таких вещей.

Кстати, да.

Но, как ни крути, а любовь всегда сильнее страха. Так что страху нет места в подобных делах.

А пока он есть, значит любовь к себе сильней любви к родине сердца. Вот и все. Я имею в виду, любовь к своему образу. К поверхности своей, не к сути, незнакомой пока. А когда собственная суть незнакома, то и никакой «родины сердца» нет, фантазия одна.

Писательство – вообще безжалостная вещь, откровение, которое выворачивает наизнанку бытие. И самая, самая увлекательная штука на свете.

Евангелист Иоанн тому самый первый свидетель.

Примечание МФ: «Чашка Фрая» появилась у нас благодаря подсказке читательницы Марины Поляковой, спасибо ей за эту идею.