Макс Фрай - Все о мире Ехо и немного больше. Чашка Фрая [litres]

Мысль о том, что дружба – это прежде всего взаимное спасение, запала мне в голову, и я решил рассмотреть это явление с антропологической точки зрения. Насколько неизменны ее формы, всегда ли она существовала в том виде, в котором мы ее сейчас понимаем, и если нет, то как изменялась вместе с изменениями всех человеческих отношений. Потому что, скажем, семья и понятие семьи за последние пятьдесят лет изменились кардинально, и по форме, и по способам выражения семейственности. Но это отдельная тема, и ее я затрагивать не буду.

Антропологи утверждают, что, пока человек был собирателем и земледельцем, существовало множество видов отношений людей, связанных кровным родством, а вот другие виды, нам известные, практически не возникали. Для всех взаимодействий было достаточно кровного (племенного) родства.

И, видимо, поэтому кровное побратимство – один из самых старых обычаев дружбы, потому что это был способ связать старые, привычные отношения с новой формой.

Кровное побратимство возникает одновременно с воинским сообществом. Вернее, с тем его вариантом, который появляется при расширении зоны военных действий и объединении нескольких племен. И это, на мой взгляд, самый интересный перевертыш, которому отвечает дружба: родовые отношения предполагали сначала связь, потом возникновение общего дела, дружба – наоборот. Сначала возникает общее дело, собирая в группу ничем до того не связанных людей, а вслед за ним – отношения, очень близкие к родственным.

И, видимо, именно потому, что первое такое дело было – война, чаще всего мы говорим о спасении друг друга, о прикрытии спины, о поддержке, о выручке, о взаимопомощи, когда говорим о дружбе. Это – ее основа, и она так и осталась неизменной, причем даже на лексическом уровне. Кто тебе хороший друг? Тот, кто поможет вынести мусор. А кто настоящий? Тот, кто поможет вынести труп.

В «Илиаде» очень внятно обозначен этот перенос ценности с кровно-родовых отношений на отношения дружеские: Ахилл, к невероятной досаде ахейцев, выходит из войны, когда у него отнимают любовницу. И возвращается к войне ради Патрокла, своего друга.

Праздность, возникшая с появлением больших государств, порождает новый вид дружбы: друзья – это те, кто делят досуг и игру. И здесь возникает еще одна неотъемлемая черта дружбы: позволительность шутки. Пока друзья делили только войну, это было недопустимо.

Как только в дружбу проникает игра, появляется еще одно дело, которое можно делить точно так же, как и войну: творчество. Творческие союзы точно так же, как и семейные, часто называются братством, и связь между теми, кто занимается одним и тем же любимым делом, часто теснее, чем кровная. Сейчас это особенно заметно и востребовано, потому что смысл жизни ощутимо сдвигается с семейных уз на дело жизни.

Романтизм (конец XVIII— начало ХIХ вв.) вносит в дружбу еще один элемент, которого до тех пор в ней не было: эмоциональную, чувственную общность. Друзья – это не только те, кто прикроет тебе спину или занят с тобой одной и той же игрой, не просто соратники, но единомышленники. Дружба отныне означает еще и родство сердец и душ.

Именно поэтому романтик Ленский гибнет на дуэли: он понимает дружбу в новом ключе. Онегин находится в старом: в пространстве игровой дружбы. Результат – дуэль и гибель, но много ли выигрывает Онегин от этой дуэли? По сути, он так и остается не у дел до самого конца романа.

…Эти составляющие определяют дружбу по сей день. Самое интересное, что ни одна из последующих добавок не отменила предыдущие, а ведь в большинстве сфер отношений произошло как раз обратное.

Друг – это тот, кто прикроет спину, тот, кто разделяет твои взгляды, тот, кто и в процессе игры или любых других совместных затей может быть тебе спасителем, помощником, вдохновителем.

Тот, кто достраивает тебя до лучшего варианта тебя самого, даже если ты пока не знаешь, как может выглядеть этот вариант.

Это территория роста и волшебства, которая осталась неизменной, тогда как множество других – семья, цеховые отношения, школьные братства, – либо исчезли с этой территории, либо действуют далеко не с такой силой, как прежде.

Я: Итак, тридцать вторым выпуском у нас «Гнезда химер», одна из самых удивительных, на мой взгляд, книг в серии. По вот какой причине. Макс в ней, по сути, невольно выступает в роли Манги Мелифаро.

М.Ф.: Ну да. Именно невольно. А это, конечно, разные позиции совсем.