Александр Севастьянов - Диктатура интеллигенции против утопии среднего класса

Легко сказать, но как это выполнить? Ленину было ясно, что на добровольную помощь этих слоев рассчитывать особенно не стоит. Какую же участь сулил наш автор непосредственно интеллигенции? А вот какую: "Хлебная монополия, хлебная карточка, всеобщая трудовая повинность являются в руках пролетарского государства, в руках полновластных Советов, самым могучим средством учета и контроля, таким средством, которое, будучи распространено на капиталистов и на богатых вообще, будучи применено к ним рабочими, даст невиданную еще в истории силу «приведения в движение» государственного аппарата… Это средство контроля и принуждения к труду посильнее законов Конвента и его гильотины. Гильотина только запугивала, только сламывала активное сопротивление. Нам этого мало… Пролетариат сделает так, когда победит: он посадит экономистов, инженеров, агрономов и пр. под контролем рабочих организаций за выработку «плана», за проверку его, за отыскивание средств… Мы заплатим за это экономистам, статистикам, техникам хорошие деньги, но… но мы не дадим им кушать , если они не будут выполнять этой работы добросовестно и полно в интересах трудящихся" [111](выделено мной. — А.С. ).

Статья была написана I (14) октября 1917 г., за 24 дня до переворота, так что ее следует рассматривать как прямое руководство к действию. Октябрьское восстание подвело черту под периодом идиллических отношений интеллигенции и РСДРП и перевело из теории в практику проблему политической нейтрализации интеллигенции и ее эксплуатации победителями.

ШЕСТЬ с небольшим лет, что русской интеллигенции пришлось прожить при возглавляемой Лениным Советской власти, очень во многом изменили все стороны ее существования, ее сознания и положения в обществе. Но вот отношение к ней Ленина не изменилось вовсе.

Возьмем написанную в конце его жизни работу 1922 г. (проект тезисов о роли и задачах профсоюзов в условиях новой экономической политики). Она содержит материал для характерных выводов. Цитирую: "Одной из важнейших задач профсоюзов является выдвижение и подготовка администраторов из рабочих и трудящейся массы вообще. Если у нас имеются теперь десятки таких администраторов промышленности, вполне удовлетворительных, и сотни более или менее удовлетворительных, то в ближайшее время нам нужны сотни первых и тысячи вторых" [112].

Сразу приходит на ум такое соображение. В начале 1922 г. (проект закончен 4 января) речи о новом большом строительстве и расширении производства, сравнительно с 1913 г., не шло. Куда же делись те сотни и тысячи интеллигентов, на которых держалось раньше все управление хозяйством огромной страны?

Поскольку ответ на этот вопрос нам в общем-то ясен, то следующее соображение таково: метод, которым подыскивалась замена выбитым, вымершим, уехавшим и "залегшим на дно" интеллигентам, очень нам знаком. Это тот же метод, которым пользовался Ленин во внутрипартийной жизни, стремясь вытеснить из состава партии интеллигенцию старого закала, "буржуазную" интеллигенцию, которую он не любил и которой не доверял. Только теперь ее следовало вытеснить не из партии, а из жизни. Новая интеллигенция, плоть от плоти рабочих масс, должна была, по давней идее Ленина, быть свободна от множества традиционно интеллигентских недостатков и наделена специфическими достоинствами, "изначально и неотъемлемо" присущими пролетариату.

Я не случайно обратился сразу к статье 1922 г., минуя более ранние его высказывания советского периода. Я хочу подчеркнуть, что несмотря на то, что гражданская война закончилась, Советская власть утвердилась, и началась новая экономическая политика, — Ленин по-прежнему был убежден во враждебности сформированной до революции интеллигенции и в необходимости противостоять ей. При каждом удобном случае он напоминал аудитории, что эта интеллигенция опасна для пролетарского дела. Приведу несколько примеров из разных статей и выступлений. Вот Ленин в возмущении от "такого позора, что почти пять лет спустя после завоевания политической власти пролетариатом в ЕГО, пролетариата, государственных школах и университетах учат (вернее, развращают) молодежь старые буржуазные ученые старому буржуазному хламу" [113].

(О том, чем кончился — если бы кончился! — этот эпизод с натравливанием пролетариата на "старых буржуазных ученых" свидетельствуют слова, сказанные Лениным буквально через десять дней: "Я знаю, что пересол у нас имеется в смысле линии рабфаков и комячеек против профессоров… По отношению к этим профессорам, чужим, представителям не нашего класса, нужно взять линию поосторожнее" [114]. Как интеллигент Ленин сумел это: полностью отождествить себя с рабочим классом? Уму не постижимый феномен перерождения. В другом месте он обмолвится: "Чем скорее мы сами, рабочие и крестьяне…" [115]. Какой же он рабочий? Какой крестьянин?)