Сергей Буркин - Что случилось с Россией

В отличие от настоящей войны, во время которой можно назвать день и час начала и конца сражения, дату поражения или победы, в «холодной войне» точную дату нашего поражения указать невозможно. Одним из очевидных признаков поражения СССР в «холодной войне», признаком его военно-экономического истощения была неспособность перехваленной Советской Армии справиться с маленьким полусредневековым Афганистаном.

Но до середины 80-х годов о необратимом поражении СССР в гонке вооружений знал лишь узкий круг самых высших партийно-государственных руководителей страны, многие из которых все еще не хотели верить в безвыходность положения, упорно надеясь на авось. Только потому они и допустили к власти реформатора Горбачева с его тогда еще немногими сторонниками; что почувствовали и осознали (хоть и не все) приближение катастрофы. В отличие от руководящей «верхушки», у широких народных масс, одураченных непрерывной пропагандой, несмотря на постоянное смутное недовольство низким жизненным уровнем, ни малейшего предчувствия катастрофы пока еще не было; высочайшим партократам признаваться, что они довели страну до ручки, вовсе не хотелось. О том, что «холодная война» лагерем социализма уже проиграна, наш народ еще не подозревал.

Смешно ставить крутой поворот мировой истории в вину или в заслугу одному человеку, хотя на Западе сейчас очень модно превозносить Горбачева, «как самого выдающегося человека в истории XX столетия», - по оценки французского президента Миттерана. «Очень немногим людям дано изменить ход истории. Но именно это сделал Горбачев», - утверждает английский премьер-министр Мейджор. В действительности ни Горбачев, ни «вся пpезидентская рать» не смогли бы это сделать намеренно, даже если бы очень захотели. Однако остается фактом, что детонатором событий, обрушившихся на мир, как лавина, была провозглашенная Горбачевым так называемая «перестройка».

Грагедия Горбачева в том, что все его целенаправленные действия не только не достигали поставленных целей, но каждый раз приводили к совершенно неожиданным для него самого результатам. Как неумелый факир, выпустивший джина из бутылки и не способный ни повелевать им, ни загнать назад, Горбачев первоначально подразумевал под «перестройкой» всего лишь реформу административно-командной системы управления экономикой страны; однако совсем другие политико-экономические силы, охотно подхватившие инициативу Горбачева, но поведшие себя гораздо горбачёвистее, довели дело действительно до полной перестройки всего общественного строя на обломках советского государства, не выдержавшего этого испытания и развалившегося на составные части. Но об этом потом.

Михаил Горбачев является, несомненно, величайшим ревизионистом из всех, паразитировавших когда-либо на марксистско-ленинском учении. Подобно тому, как хозяйственный крестьянин, чтобы уничтожить куст чертополоха, вбивает лопату в землю не под самый его корень, а в некотором отдалении, да на как можно большую – для верности - глубину, так и Горбачев тоже постарался копнуть поглубже, аж под известные «источники», особенно под ту самую «английскую политэкономию». Оно и понятно: классическую немецкую философию давно уже не читает никто, даже профессора, преподающие ее студентам; утопический социализм дискредитирован самими марксистами, как наивная маниловщина; остается корень зла - политэкономия...

И вот Горбачев, выступив за «деидеологизацию» и «общечеловеческие ценности», отверг тем самым начисто учение об интересах, положенное в основу социологии еще французскими просветителями XVIII века и развитое затем англичанами, отверг учение о классах, разработанное последними, и классовую борьбу, открытую тоже еще до Маркса - историком Тьерри. Всех их - под корень! Если копнуть под марксизм на всю глубину, да обрубить лопатой корни, - авось этому чертополоху уже не поправиться...

Как полагается всякому ревизионисту, Горбачев, призывая к «деидеологизации», не пытался опровергнуть марксистские представления о классовости всякой идеологии - он как бы делал вид, что знать о них не знает; как будто он не зубрил старательно в Московском университете, что всякая «деидеологизация» (как и всякая «беспартийность») - это ничто иное, как одна из форм идеологической борьбы классов. Подобным же образом Горбачев никогда не пытался опровергнуть существование классов и борьбы между ними. Просто с начала Перестройки он перестал в своих выступлениях употреблять эти термины, ранее ему не чуждые. А вслед за ним и вся его команда тех лет (Яковлев, Шеварднадзе, Ельцин, Вольский и др.), отличавшаяся весьма высокой продуктивностью по части трепа, вдруг забыла слово «класс». Вместо этого термина при необходимости стали говорить «категории», «группы», «части населения», «социально-демографические слои» и т.п.