Александр Яковлев - Выступления [Сборник]

Почему?

Да все потому, что тоталитарная номенклатура оказалась настолько цепкой, что до сих пор сводит почти к нулевой отметке все демократические начинания в экономической сфере. Как и в прошлом, политическая борьба и сегодня идет вокруг собственности, ибо она является основным источником коррупции. И при Горбачеве, и при Ельцине, и при Путине проблемы собственности, а, значит, и эффективно работающего рыночного механизма оказались нерешенными, что и держит Россию в полосе нестабильности. И пока не будет решена судьба ничейной (государственной) собственности, экономической и политической стабильности в России не будет.

Трудно сказать, удастся ли Путину переломить хребет «социалистическому феодализму».

Повторяю, нормальные экономические отношения могут быть воссозданы только с появлением массового собственника. Пока же продолжаются псевдоотношения, экономически фиктивные, на деле должностные. Они основываются не на владении собственностью и даже не на распоряжении ею, а на тех формальных и фактических правах и возможностях, что приходят с должностью.

Законодательная власть. В свое время, еще в начале Перестройки, я горячо выступал за учреждение парламента, видя в этом спасение от многих бед. Мне казалось, что свободные и альтернативные выборы приведут в законодательную власть людей честных, умных, совестливых и компетентных. Исчезнет душная атмосфера страха и двуличия.

И снова розовые сны. В Думы — центральную и местные — полез демагог, которому интересы дела и в пьяной горячке не снились. Демагогическое воронье взлетело еще в советские времена, когда проходили Съезды народных депутатов. Но мало кто воспринимал подобное всерьез. Подшучивали, посмеивались. И не думали, что демагогия станет основным способом борьбы за власть. Разумеется, речь идет не о всех депутатах. Среди них много достойных людей.

Исполнительная власть. Свобода… Демократия… А человек и поныне там, где маялся в течение последних столетий. Меняются общественные уклады, приходят и уходят новые вожди и президенты, правительства и министры. Но остается власть, олицетворяемая чиновником. Для человека она — главная власть. Наш чиновник — еще тот чиновник, для которого власть — суть его жизни, психологии, благоденствия.

В России идет форсированная бюрократизация демократии, что может привести к ее падению без всяких мятежей и бунтов. И решающую роль здесь сыграет чиновничья номенклатура.

И все же, я верю в возрождение России. Допускаю, что моя критичность носит сугубо личный характер, поскольку идет как бы от политической невнятицы, несбывшихся надежд уходящих политиков, которые, кроме как брюзжать, ни на что не способны.

Но я знаю и другое. За каждой революцией или крупной смутой начинается период самоочищения. Так было всегда. Мы сейчас в этом периоде.

Рискую сказать, что президенту Рузвельту было полегче. Во-первых, США находились во время реформ на ином уровне развития. Во-вторых, он действовал в период перед возможной смутой и сумел придавить ее, а мы — после многолетнего террора и упадка.

Я уже говорил, что незавершенность реформ всегда таит реставрацию.

Началось, правда, с тележным скрипом, отлаживание российско-американских отношений. Это настолько историческое дело, что в случае удачи, несмотря на возможные провокации, этот процесс мы вправе назвать Реформой американо-российских отношений, заслуживающей имени Франклина Делано Рузвельта.

Десять лет назад я писал о неизбежности отката как исторической закономерности, а также о необходимости для демократов тщательной подготовки к нему, поскольку формы революций и контрреволюций могут быть весьма разнообразными — от кровавых до бархатных. Но эйфория победы затмила демократам разум, а номенклатура, временно притаившись, дождалась своего часа.

Первым проверочным шагом новой власти после Ельцина, ошеломившим меня, было возвращение к сталинскому гимну. И страна покорно запела. Подобное глумление над нашей памятью показало, что мы еще рабы, что можно и дальше творить то, что заблагорассудится власти, что мы готовы снова и безропотно лезть в пасть правящего удава.

Затем успешно была проведена операция по медленному удушению свободы слова, по ликвидации либеральных программ телевидения. Номенклатура встретила удар по свободе слова громкими аплодисментами. Впрочем, и среди журналистов тут же появились, как водится, хулители свободы слова и сторонники цензуры.