Роман Арбитман - Субъективный словарь фантастики

В дальнейшем фантаст написал об Алисе Селезневой еще свыше полусотни повестей и рассказов, в которых по-прежнему юную героиню, оптимистичную и находчивую, подстерегали приключения: на иных планетах, в иных эпохах, в мире сказок и даже в городе Великий Гусляр из другого булычевского цикла (см. Великий Гусляр ). Но все эти вещи были уже не столь удачны. «Из моих детских книг, по-моему, лучшей была как раз первая, “Девочка с Земли”, – говорил мне писатель в 1989 году. – Я потом от ума пытался что-то изобретать, находить какие-то новые пути, но…» Впрочем, благодаря мини-сериалу «Гостья из будущего» (1985) самой известной историей, связанной с Алисой Селезневой, для многих соотечественников до сих пор остается ее путешествие в 80-е годы ХХ века, а песня из сериала популярна и сегодня. Одно непонятно: почему в припеве песни о светлом будущем, из которого явилась Алиса, слово «жестоко» каждый раз повторяется трижды? Предчувствие?

Особое направление в фантастике. Произведения, созданные в этом ключе, описывают варианты исторической реальности, отличные от существующих в деталях (еврейское государство создано не в Палестине, а на Аляске – как в романе Майкла Шейбона «Союз еврейских полисменов») или кардинально (ящеры на Земле не вымерли, а эволюционировали в разумную расу – как в цикле Гарри Гаррисона «Эдем»; см. Супербратья Марио ). Весь исторический путь выглядит дорогой со множеством развилок: авторы задним числом могут вернуться к любой из них, в далеком или недавнем прошлом, после чего всех нас ждут неизбежные метаморфозы. В зависимости от конкретных авторских задач иногда эти метаморфозы – самоцель, а иногда – фон для развития сюжета (порой и нефантастического).

Смысл альтернативной истории (АИ) – в контрасте между реальным и вероятным. Фокус в том, что читатель – как любой сторонний наблюдатель – знает, как все произошло в действительности, а герои произведений воспринимают все, что их окружает, как данность. И еще один нюанс: альтернативно-исторический подход настигает даже тех из фантастов, которые к этому направлению непричастны. К примеру, Джордж Оруэлл, написавший в 1948 году антиутопию «1984» о воцарении тоталитарного Большого Брата (см. Антиутопия ), не задумывался о том, что после наступления календарного 1984 года его роман автоматически перейдет в иную категорию и из предупреждения о неприятном будущем превратится в несбывшийся вариант прошлого…

Но вернемся к главной теме. Фундаментальных преобразований прошлого, как в упомянутой саге Гаррисона, в фантастике сравнительно немного. Обычно авторы АИ моделируют «точечные» изменения истории или их механизм: сочетание объективных факторов с субъективными и роль случайностей. По принципу: «Не было гвоздя – подкова пропала, подкова пропала – лошадь захромала…» – и так вплоть до поражения в битве. Иногда фантасты забираются глубоко в историю (период зарождения христианства, год открытия Америки и пр.), но чаще их увлекают развилки истории XVIII–XX веков, которая «населена» известными нам деятелями политики и культуры и богата переломными моментами (см. Потерянные страницы ). Что было бы, если бы Пугачев разгромил войска Екатерины и захватил царский трон («Пугачев-победитель» Михаила Первухина)? Если бы американцы проиграли войну за независимость («Да здравствует трансатлантический туннель, ура!» Гарри Гаррисона)? Если бы в Гражданской войне победили южане («Дарю вам праздник» Уорда Мура)? Если бы Наполеон выиграл битву при Ватерлоо («Обратная сторона времени» Кейта Лаумера, «Бесцеремонный Роман» Вениамина Гиршгорна, Иосифа Келлера, Бориса Липатова – см. Попаданцы )? А что было бы с планетой, если бы победил Гитлер?

В 2008 году автор газеты «Die Welt» подсчитал, что «победа рейха в войне – исходная посылка едва ли не двух третей всей альтернативно-исторической фантастики». В списке романов на эту тему – «Две судьбы» Сирила Корнблата и «Все, способные держать оружие…» Андрея Лазарчука, «Звук охотничьего рога» Джона Уильяма Уолла и «Позапрошлый год» Брайана Олдисса, «Человек в Высоком замке» Филипа Дика и «Фатерланд» Роберта Харриса и прочие сочинения, известные и полузабытые.

Перечисленных и не упомянутых здесь фантастов объединяет нечто общее. Сюжеты, с которых я начал статью об АИ, – как правило, игра ума, мысленное упражнение. А вот у «вариаций» на тему победившего нацизма есть еще один камертон – чувство страха. Победа Гитлера могла стать реальностью. Психологи знают: человек, избежавший смерти, сначала спокоен, еще не осознав происшедшее. Ужас приходит позже – когда потенциальная жертва начинает прокручивать в воображении опасные события. Для Харриса, Дика и других названных фантастов победа нацизма была бы безусловным злом, а потому предлагаемые в их романах обстоятельства выглядели кошмаром. При всем богатстве фантазии такого варианта для человечества не хотел бы ни один из вменяемых авторов, в том числе и склонных к моральному релятивизму. По крайней мере, мне подобные книги неизвестны…