Сергей Дрожжин - Призрак неонацизма. Сделано в новой Европе

Одна из корреспондентов Д. Гольдхагена С. Бюсинг пишет о том, что, наблюдая за дискуссией по поводу его книги, она призналась, что в свое время вынуждена была подавить в себе чувство причастности к национальной вине немцев, буквально она «убежала от него».

Уроженка Нюрнберга, города, где принимались нацистские расовые законы, откровенно говорит о том, что до 12 лет вообще не отдавала себе отчета, что она немка. Но, когда она на уроке истории узнала о холокосте, это было для нее «травмирующим впечатлением».

«Во время моих путешествий за границу, – продолжает С. Бюсинг, – мне пришлось отвечать на вопрос о моей национальной принадлежности. Я с пониманием реагировала, когда меня не обслуживали или называли нацисткой».

При чтении письма С. Бюсинг невольно обращаешь внимание на то, что под «виной немцев» она подразумевает только «холокост», то есть физическое уничтожение евреев во время Второй мировой войны. Это слово, кстати, подвержено процессу постепенной десемантизации и уже почти не означает физическое уничтожение евреев, в том числе и в газовых камерах. А как быть с физическим уничтожением представителей других национальностей во время войны против Советского Союза. Получается, что это чувство вины соответствующим образом препарировано, и в нем нет места «русскому холокосту».

К числу подобного рода семантических казусов можно отнести также выражение «захват нацистами власти». Очевидно, однако, что никакого «захвата» власти не было, а был обыкновенный приход к власти партии, получившей поддержку избирателей.

«Хрустальная ночь» – еще один хороший пример семантической интерпретации истории. Сразу и не вспомнишь, что речь в данном случае идет о еврейских погромах в Германии при явном попустительстве нацистского правительства. По нехитрой задумке авторов этих семантических ухищрений слово «погром» должно тесным образом ассоциироваться с притеснениями евреев в России.

Многие немцы направляли Д. Гольдхагену письма, наполненные чувством возмущения по поводу его книги, которую большинство его корреспондентов не читали. Так, Эрна Лоссов в письме к Д. Гольдхагену рассказывает ему о том, что пришлось пережить некоторым членам ее семьи и ее знакомым во время наступления Красной Армии. Многие женщины, как сообщает Э. Лоссов, были изнасилованы русскими солдатами. Ссылки на массовые изнасилования – характерный прием, к которому многие прибегают в Германии, при этом число якобы оскверненных немецких женщин в представлении большинства граждан исчисляется уже миллионами и продолжает непрерывно расти. Напомним, что до войны как антисемитская, так и нацистская пропаганда внедряли в сознание своих соотечественников образ «похотливого еврея», подстерегающего немецких женщин.

Но даже если не ввязываться в полемику по этому поводу, более логично было бы сделать следующий вывод: все это произошло по вине нацистского руководства. Германия вероломно напала на Советский Союз и пыталась физически уничтожить всех евреев и русских, а также представителей других национальностей. Но если бы Германия не напала на Советский Союз, не пришлось бы страдать и самому немецкому народу. Интересно, как бы Э. Лоссов объяснила правила поведения одному из советских солдат, когда над его женой надругались немецкие солдаты.

Э. Лоссов также кажется, что об «ужасах» Сталина в Германии никто не говорит. Но подобное утверждение означает, что она вообще не читает немецкие газеты, не говоря уже о книгах Э. Нольте. Корреспондент Д. Гольдхагена из Гамбурга ссылается на судьбу сотен тысяч немецких военнопленных, не вернувшихся после войны на родину. Но почему она тогда не говорит о 3,5 млн. советских военнопленных, которые были умышленно умерщвлены в первые месяцы войны, а местное население водили смотреть на них как на «недочеловеков»?

Было бы понятно, если бы современные немцы обвиняли в собственных бедах своих правителей, в первую очередь А. Гитлера. Однако этого не происходит. «Перестаньте сеять семена ненависти!» – восклицает в конце своего послания Э. Лоссов. Это можно воспринимать только как призыв оставить в покое немецкую историю. Но как это можно объяснить, например, Д. Гольдхагену, да и многим другим людям, родственники которых стали жертвами нацистского режима?

Знакомство с некоторыми письмами, направленными читателями этой книги ее автору, позволяет говорить о том, что некоторые из них не знают, какую функцию выполняли полицейские батальоны (например, полицейский батальон 101). Они наивно полагают, что это не специальные подразделения, которые входили вслед за регулярными войсками на оккупированные территории для совершения массовых убийств, а просто обыкновенные полицейские силы. Зато многие из читателей хорошо владеют приемами «сравнительного анализа авторитарных режимов», предложенного Э. Нольте, и считают, что эти истребительные подразделения якобы характерны для большинства не совсем демократических режимов.