Арлен Блюм - Как это делалось в Ленинграде. Цензура в годы оттепели, застоя и перестройки

В начале нашего века продолжали регулярно проводиться научные конференции, в частности, на базе Российской Национальной библиотеки, начатые еще в 1991 г., на которых рассматриваются различные проблемы и аспекты истории и современного состояния цензуры в России, продолжает выходить в Москве журнал «Досье на цензуру», выпускаемый с 1997 г. Фондом защиты гласности, — российский вариант «Индекса цензуры» («Index of Censorship»), основанного русскими правозащитниками в 1972 г. в Лондоне. Важно, что вышел в свет ряд сборников архивных документов, в том числе такой капитальный, как «История советской политической цензуры» [3] История советской политической цензуры: Документы и комментарии / Отв. составитель и руководитель творческого коллектива Т. М. Горяева. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 1997. Вышел также относящийся во многом к нашей теме сборник: Идеологические комиссии ЦК КПСС. 1958–1964. Документы. М.: РОССПЭН, 1998. (Культура и власть от Сталина до Горбачева). . Стараниями Института русской культуры им. Ю. М. Лотмана при Рурском университете в Бохуме и его директора, доктора Карла Аймермахера, осуществлено в 1999 г. издание документального сборника «Цензура в СССР», подготовленного автором этих строк (вышел вторым изданием в издательстве «РОССПЭН» в 2004-м под названием «Цензура в Советском Союзе. 1917–1991»). Годом ранее автору удалось подготовить справочник «Запрещенные книги русских писателей и литературоведов. Индекс советской цензуры с комментариями», изданный Санкт-Петербургским государственным университетом культуры и искусств. Значительное внимание нашей теме уделяли и уделяют некоторые зарубежные слависты, особенно М. Тэкс Холден, М. Фридберг, М. Дью-хирст (последний особенно интересуется положением печати в пост-коммунистический период) [4] См., например: Dewhirst М. The Soviet censorship. Metuchen, N. Y, Scarecrow Press, 1973; Choldin М. T. Censorship via translation: Soviet treatment of Western political writing. The Red pencil: Artists, Scholars and Censors in the USSR. Boston, Unwin-Human, 1989; Choldin М. T. Access to Foreign Publication in Soviet Libraires 11 Reading and Libraries: Proceeding of Librari Hisstori Seminar VIII (Austin, University of Texas, 1991). P. 135–150; Choldin М. T. The Red Pensil. Boston, 1989; Swayze H. Political control of Literature in the USSR. 1946–1959. Cambridge University Press, 1962; Golovs/coy V. S. Is There censorship in the Soviet Union? Washington, 1985. .

Тем не менее, исследователи, занимающиеся изучением нашей темы, сталкиваются со значительными трудностями. Крайне медленно идет до сих пор процесс «рассекречивания» документов: в последнее время он свернут и практически заморожен на уровне середины 90-х годов. Создаются и различные преграды на пути исследователей. Характерно, что первыми уловили новые веяния некоторые наши архивисты. Как ни странно, в минувшее десятилетие даже органы тайной политической полиции, хотя не всегда, не всем и далеко не полностью, стали предоставлять архивы и раскрывать свои тайны, относящиеся к эпохе Большого террора (см., например, многотомный «Ленинградский мартиролог. Книга памяти жертв политических репрессий», основанный на документах бывшего КГБ, и ряд других публикаций). Как я убедился на собственном опыте, с особым тщанием оберегает секреты бывший партийный архив в Смольном, «закрывая» документы, относящиеся именно к истории советской цензуры [5] См. об этом нашу статью: «Благонамеренный и грустный анекдот…», или Путешествие в архивный застенок // Звезда. 2001. № 2. С. 210–214. . Видимо, механизм убиения слова и мысли представляет еще большую государственную тайну, чем физическое истребление людей. Что ж, это может даже в какой-то мере льстить национальному самолюбию, лишний раз подтверждая ставшую уже трюизмом мысль о «литературоцентричности», «логоцентрич-ности» российской ментальности: отсюда, как считается, и великая литература!

Но если еще теплится надежда, что когда-нибудь впоследствии «авось, архивы нам откроют» (если слегка перефразировать Пушкина), то гораздо хуже другое: более страшно и непоправимо то, что подавляющее большинство цензурных документов было заблаговременно уничтожено самим Главлитом. Один из его высокопоставленных чиновников в 1990 году заявил, что открытие архивов Главлита «…будет большим ударом для историков, которые говорят об “ужасной” деятельности» Главлита… Цензура не загубила ни одного по-настоящему талантливого произведения» (курсив мой. — Л. Б.) [6] Шигсман А . Я. Презумпция разрешенности // Сов. библиография. 1990. № 1. С. 27. . Для того, вероятно, чтобы лишить историков последних иллюзий и чтобы «удар» для них был более впечатляющим, Главлит тогда же приказал подвергнуть уничтожению наиболее опасные документы. В том же 1990 году им разослано на места секретное распоряжение «Об архивах Главлита», которое предписывало «…дела с “Перепиской с партийными и государственными органами республики (края, области)”… исключить из “Описей дел постоянного хранения”, установив временный срок хранения не более трех лет, и предоставить право руководителям местных органов уничтожать эти дела по своему усмотрению» [7] ЦГАЛИ СПб. Ф. 359. Оп. 3. Д. 255. Л. 46. .