Александр Тарасов: Право народов на самоопределение как фундаментальный демократический принцип

Конечно, никакой «власти рабочего класса» в СССР при Сталине не было, но «марксистский декорум» был соблюден.

Вторым тезисом - и тезисом часто повторяющимся - является утверждение о ложности самого принципа права наций на самоопределение, поскольку верховным носителем суверенитета является не нация, а народ.

Очевидно, в тех случаях, когда речь не идет о демагогии и сознательной подмене тезиса, мы сталкиваемся с недоразумением (отчасти лингвистического, отчасти исторического характера). Лингвистическая ловушка в данном случае объясняется традиционно двойственным переводом интернационализма «nation» на русский - то есть и как «нация», и как «народ» (что, впрочем, естественно, поскольку восходит к лат. natio ).

Известная путаница в терминах возникает с момента появления самого принципа права наций на самоопределение, то есть со времен Первой Американской революции (иначе - Войны за независимость североамериканских колоний) и Великой Французской революции. «Отцы-основатели» США, говоря от имени «народа Соединенных Штатов», употребляли то слово «nation», то слово «people», вовсе не задумываясь об «этнической» окраске первого термина и «географической» - второго. Они осознавали, конечно, что «people» - это скорее «население», а не «народ» ( to people - населять, заселять), и что коренное население Северной Америки - индейцы - относятся к каким-то другим нациям (знакомый всем по романам Фенимора Купера «Союз пяти племен» по-английски, собственно, звучит как «Five Nations»), но выводили, разумеется, индейцев за скобки цивилизации и права (кто не гражданин и не собственник, тот и не может быть составной частью «американской нации»). Более того, «отцы-основатели» были уверены, что на территории их штатов никаких индейцев не было и нет, - Томас Джефферсон в «Общем обзоре прав Британской Америки» так прямо и писал: «Колонии были созданы в необитаемой части Америки» [4] Американские просветители. Избранные произведения в двух томах. Т. 2. М., 1969, стр. 9. . Аналогичным образом в состав «американской нации» не включались и негры - рабы не были гражданами, следовательно, не могли быть частью нации (американцы и по сию пору, говоря «the nation», имеют в виду « граждане США»).

Проблемы с американскими индейцами и неграми (коренными американцами и афро-американцами, как пишут теперь в Штатах по правилам политкорректности) возникнут у американских властей позже. На момент провозглашения и реализации права североамериканской нации на самоопределение, действительно, не было никаких оснований считать население разных британских североамериканских колоний представителями разных наций: средний житель Мэриленда этнически, лингвистически, культурно, ментально и даже конфессионально ничем не отличался от среднего жителя Делавэра. Собственно, и сегодня средний житель того же Делавэра ничем не отличается от среднего жителя, скажем, Висконсина, что дает право Конституции США рассматривать народ США как единую нацию .

Аналогично обстояло дело и во Франции. Великая Французская революция, которая ввела в употребление - как политический термин - конструкцию «французская нация», смело чередовала слова «nation» и «peuple» (отдавая, впрочем, приоритет словосочетанию «le peuple français» - почему американцы до сих пор пишут «французская нация» исключительно как «the French people», притом, что презрительное прозвище англичан - «нация лавочников» - звучит, конечно, как «the nation of shopkeepers»).

В состав «единой французской нации» включалось, естественно, все население Франции, которому революция предоставила равные права, - независимо от происхождения и вероисповедания. В состав «французской нации» оказались включены и баски, и бретонцы, и корсиканцы. Проблемы, с которыми республиканские власти столкнулись в Вандее или на Корсике, были, помимо прочего, связаны с тем, что само население Бретани и Корсики себя «французской нацией» не считало, - и тем легче было вести на инокультурных и иноязычных территориях контрреволюционную пропаганду!

Корсиканцы, как известно, смирились со своим «французским» статусом уже при Наполеоне (что напоминает аналогичные настроения в Грузии при Сталине) - корсиканцы считали себя скорее завоевателями Франции, чем наоборот, раз корсиканец сидит на французском престоле. Не случайно и то, что именно корсиканец Наполеон, всю жизнь говоривший по-французски с выраженным акцентом (как Сталин по-русски), смог договориться с мятежной Вандеей.