Юрий Поляков - Желание быть русским

Сказать, что в условиях советской цензуры выпускать в свет такие книги было не просто – не сказать ничего. У писателя были серьезные враги, тот же заведующий отделом пропаганды ЦК КПСС А. Яковлев – автор установочной статьи «Об анти-историзме», после которой в «Молодой гвардии» рассыпали набор «Огнепального», подготовленного для ЖЗЛ. К слову, Яковлев позже стал ближайшим сообщником Ельцина. Но в недрах советской власти было немало и тех, кто поддерживал Жукова, ведь книги-то и публикации пусть с трудом, но появлялись: «Владимир Иванович», «Корни», «На семи холмах», «Биография биографий», раздраконенная в «ЛГ». Сергей Чупринин корил автора за упоминание «влиятельных сил», провоцирующих наступление массовой культуры, за употребление в отношении советской литературы буржуазной терминологии, за отступление от марксистско-ленинских принципов, хотя Жуков к ним и не приступал никогда… По-моему, одна из бед современной России в том, что при обновлении державы в 1991 году к власти в политике пришли «яковлевы», в «искусстве» – «чупринины», а не единомышленники Дмитрия Жукова. Плоды этого глобального недоразумения скрипят на зубах и поныне.

Впервые я увидел Дмитрия Анатольевича в начале 1970-х на каком-то литературном собрании в Доме литераторов. Посреди гомонящей и по большей части неказистой и неопрятной литературной братии вдруг появился высокий, подтянутый моложавый, хоть и немолодой человек с удивительно умным и благородным лицом. Казалось, он пришел из века Толстых, мыслителей и бретеров, и за какую-то провинность, явно сердечного свойства, начальствующие чины приказали ему вместо блестящего кавалергардского мундира носить тройку хорошего английского сукна, сидевшую на нем, доложу я вам, великолепно.

– Кто это? – спросил я приятеля, недавно перебравшегося в Москву из Одессы.

– Жуков, – холодно ответил тот.

– Который? – уточнил я, ибо Жуковых в ту пору только в Московской организации было не менее пяти.

– Тот самый…

А вот близко мы познакомились в 1986 году во время Дней советской литературы на Дальнем Востоке. После торжественного открытия писатели разъехались во все уголки огромного Приморского края. Мы с Дмитрием Анатольевичем, не сговариваясь, выбрали Сахалин, и оказались там вдвоем. Неделю путешествовали по острову, выступая в домах культуры, библиотеках, воинских частях, на сейнерах… Я, в ту пору молодой самонадеянный прозаик, обласканный первой громкой славой после выхода в «Юности» «ЧП районного масштаба», с напускной скромностью ждал от читателей ажитации вокруг моей «антикомсомольской» повести. Но в центре их внимания неизменно оказывался Жуков, книги которого там знали, любили и учителя, и инженеры, и офицеры, и моряки…

Поначалу Дмитрий Анатольевич отнесся ко мне осторожно, видимо, проверяя, к какой литературной партии я отношусь, но очень скоро понял: ни к какой – в силу молодости и неосведомленности. Со мной была верстка многострадальной повести «Сто дне до приказа», бомбы, которая спустя год взорвалась на страницах той же «Юности» – и я дал ее прочесть, ожидая, разумеется, похвал и удивления моей отвагой. Но Жуков смотрел на современность глазами собеседника титанов русской и мировой культуры. Он отозвался о моей повести с доброй снисходительностью старшего товарища:

– Недурственно. Живо. Хотя нельзя видеть в армии лишь недостатки. На этом обжегся Куприн, а потом сожалел. И вот что, Юра, не старайтесь быть оригинальным любой ценой. Оригинальность, повторенная дважды, умирает. Учитесь быть точным – в словах, в деталях, в мыслях… Точность не устаревает никогда. Кстати, а почему вы пишете «он втянул мне ремнем по спине»? Правильно – «вытянул».

– Это опечатка, – покраснел я.

Потом, после Сахалина, была целая жизнь. Дмитрий Жуков, не стесненный цензурой, но и не оцененный по заслугам (после 1991 года он не получил ни одной правительственной премии, хотя сын его был членом правительства) представил читателям сочинения о Шульгине, Савинкове-Ропшине… В одной из последних книг он вернулся к персидской теме, интересовавшей его всю жизнь и, очевидно, связанной с его службой в Генштабе… А я, став в 2001 году главным редактором ЛГ, первым делом пригласил к сотрудничеству именно Дмитрия Анатольевича, для которого «Литературка» 1990-х была наглухо закрыта по общеизвестным причинам: гормональные либералы при встрече с просвещенным русским патриотом впадают в агрессивную истерику. Дмитрий Жуков стал первым лауреатом премии имени Антона Дельвига «За верность слову и Отечеству».