Юрий Поляков - Желание быть русским

Конечно, это его жизнь, но, на мой взгляд, уехал он зря: почти тридцатилетний отрыв от почвы дал о себе знать. Его поздние стихи напоминают мне отличные фрукты, законсервированные в 1960-е, и вскрытые в наши дни. А в политике он стал наивен, как американский фермер. Впрочем, в России его любили, люди по-прежнему шли послушать его стихи. Он получил Президентскую госпремию. С этим связан еще один смешной эпизод. Однажды, приехав на побывку из Оклахомы в Переделкино, он мне позвонил: «Юра, у нас в поселке закрыли почтовое отделение». «Ну да, – отвечаю, – много чего закрыли после советской власти». – «Нет, Юра, это важно. Я получаю приглашения в посольства с опозданием и не успеваю на приемы. Ты ходишь на заседания всякие, Путина видишь, скажи ему – пусть откроют почту!» – «Евгений Александрович, не удобно как-то по мелочам!» Он рассердился: «Очень удобно! Мы его для того и выбрали, чтобы людям помогал!» Прошло лет десять, и вот ему Путин вручает госпремию в Кремле. Подхожу с бокалом, поздравляю, а заодно и спрашиваю: «Ну как, Евгений Александрович, сказали Путину про переделкинскую почту?» – «Юра, вы с ума сошли! В такой момент! В таком месте! Какая еще почта?»

Он был талантливым, живым, противоречивым человеком, зацикленным, как и все поэты, на себе. Впрочем, мне встречались в жизни и неэгоистичные поэты, но писали они отвратительно, а Евтушенко писал хорошо. Лучшие его стихи останутся надолго.

Дмитрий Анатольевич Жуков – значительная и загадочная фигура отечественной культуры. Он – доброволец Великой Отечественной войны и беспартийный офицер Генерального штаба. Он – разработчик логических схем для программ компьютерного перевода и литературовед, жестко споривший со структуралистами. Он – образованнейший человек, полиглот, чуткий к явлениям мировой культуры и соавтор антисионистского фильма «Тайное и явное», положенного на полку в 1970-е годы. Он – блестящий прозаик, работавший в самых разных жанрах – от художественной биографии до научной фантастики. Он – переводчик, давший соотечественникам русскоязычные версии сотен произведений сербских, американских и английских писателей. Он – потомок старинного дворянского рода, историк русской революции, а точнее, контрреволюции, собеседник легендарного монархиста Шульгина. Он – хранитель русского культурного наследия, один из основателей легендарного Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, созданного в шестидесятые годы. Он – яркий публицист, просветитель, лидер «Русского клуба», задуманного как прообраз национальной партии, сподвижник Вадима Кожинова и Петра Палиевского. Он… неисчерпаем.

Когда в середине 1970-х, будучи выпускником литературного факультета и молодым поэтом, я прочитал выпущенную в ЖЗЛ его книгу об Алексее Константиновиче Толстом, то был потрясен и озадачен. Биография автора «Князя Серебряного» была написана так, точно в СССР не царила марксистско-ленинская идеология, а монархия официально признавалась, пусть и не лучшей, но вполне достойной формой правления. В книге Жукова не было и следа от официальной революционно-демократической доминанты в истории русской литературы XIX века. Да и сам язык писателя отличался от привычных текстов, автор словно перенес в эпоху развитого социализма чистый слог русской классики, великодушно допустив в него избранные «советизмы», доказавшие свою полезность родной речи. Я не говорю уже об увлекательности и дивном умении оживлять на страницах давно умерших людей, представляя их читателю не в патине хрестоматий, а живыми, дышащими, греховными, страдающими, ошибающимися, кающимися… А потом в журнале «Молодая гвардия» я прочел повесть о Козьме Пруткове и его веселых создателях. Она открыла мне мир русских иронистов-интеллектуалов, они нисколько не уступали, а в социальном сарказме даже превзошли своих знаменитых британских собратьев. Вообще, смеховая культура всегда интересовала Дмитрия Анатольевича как литературоведа и переводчика, он сделал достоянием русских зрителей пьесы блестящего сербского комедиографа Бронислава Нушича, и написал его остроумную биографию для ЖЗЛ.

Именно из сочинений Жукова миллионам советских читателей (а книги Жукова тиражами меньше 100 тысяч экземпляров не выходили) пришло знание о таких русских титанах, как Верещагин, Грибоедов, Скобелев, Поддубный… Из его книг и публикаций черпали ищущие правды современники подлинную историю своей страны, вытеснявшую из сознания выхолощенные схемы «примат-доцентов». И, конечно же, вершиной советского периода творчества Жукова стал знаменитый «Огнепальный» – книга об Аввакуме. Из нее многие впервые узнали о мятежном протопопе, о реальной жизни допетровской Руси, ощутили богатейший густой язык русской старины, свычаи и обычаи того времени. Как Ермак Сибирь, Жуков отвоевал у советской историографии настоящее прошлое и открыл его советскому читателю. Житие мятежного протопопа, повесть «Огнепальный» стала своего рода символом сопротивления дерусификации отечественной истории и культуры.