Константин Кеворкян - Фронда [Блеск и ничтожество советской интеллигенции]

Разумеется, дамы советской элиты тоже вносили свою лепту в культуру новоявленной аристократии, не забывая попутно сплетничать и покусывать друг друга. Например, жена А. Микояна утверждала, что супруга В. Молотова – Полина Жемчужина – вела себя по-барски, не проявляла скромности, роскошно одевалась и дочь, дескать, воспитывала тоже по-барски. Или вот Светлана Сталина (Аллилуева) вспоминает об атмосфере в доме А. Жданова, где она жила, выйдя замуж за Юрия Жданова: «Я столкнулась с сочетанием показной, формальной, ханжеской “партийности” с самым махровым “бабским” мещанством – сундуки, полные “добра”, безвкусная обстановка сплошь из вазочек, салфеточек, копеечных натюрмортов на стенах. Царствовала в доме вдова, Зинаида Александровна Жданова, воплощавшая в себе как раз это соединение “партийного” ханжества с мещанским невежеством» (101). «По мере старения элиты, жены высоких советских руководителей ко времени вступления своих мужей в должности в Кремле или на Старой площади, были уже довольно пожилого возраста и такие черты характера, как забывчивость, раздражительность и капризность, а у некоторых придирчивость и стяжательство, не являлись редкостью. По этой причине порой они забывали, куда клали свои вещи, драгоценности, и обвиняли в воровстве сестер-хозяек. Позднее они их находили, но извиняться и не помышляли», – свидетельствует очевидец нравов партийного зазеркалья (102).

Кремлевские дети высшего ранга уже в пятидесятых разъезжали на государственных автомобилях, прикрепленных к их матерям. Любимым занятием «мажоров» стало катание по Рублево-Успенскому шоссе, как правило, с шофером, который молча наблюдал жизнь высших слоев своего народного общества и, наверняка, имел на сей счет нелицеприятное мнение.

Они заезжали на дачи друг к другу, обсуждали, чей дом лучше, чей парк более живописный, у кого больше земли, у кого лучше покрытие на бильярдном столе.

Сначала самой модной специальностью среди кремлевской молодежи была романтическая профессия летчика. «Добрых три десятилетия удерживается летная традиция в кремлевских семьях. Василий Сталин, Леонид Хрущев, Степан, Владимир, Алексей и Вано Микояны, Юрий, первый сын Леонида Хрущева, Сергей, сын Буденного, Юрий, сын Кагановича, – связали жизни с авиацией… Характеры их, несмотря на разницу в возрастах, весьма похожи: лихие, неоглядные, не ведающие преград во вседозволенности, и некоторые – пьяницы. В шестидесятых традиция гаснет. Не могу назвать, кроме Савицкой, ни одного космонавта из кремлевской семьи», – пишет Лариса Васильева, сама выросшая в этой среде (103).

Зато появляется новая традиция – веяние времени, радость полуоткрытого «железного занавеса»– кремлевские дети устремляются в область международных связей: Московский институт международных отношений, Институт внешней торговли. Сын и дочь Брежнева, сын Андропова и прочие «мажоры» становятся сотрудниками Министерства иностранных дел, Внешторга, ООН, ЮНЕСКО – лишь бы попасть за границу. Именно эта элитная молодежь стала катализатором многих изменений хрущевского и постхрущевского периода.

К слову сказать, сам Никита Сергеевич, в отличие от многих кремлевских небожителей, славился своим демократизмом («не-вельможностью») и имел поначалу значительную популярность среди простых людей. На отдыхе любил плавать с надувным кругом – далеко в море не заплывал, а барражировал вдоль берега.

Иногда приплывал на городской пляж Ялты и запросто беседовал с отдыхающими.

Однако его простоватость очень скоро стала предметом насмешек молодых и продвинутых шестидесятников. Плебейство лидера противопоставлялось уточенной публике, а в широком смысле – культуре интеллигенции. В. Аксенов описывает знаменитое посещение Хрущевым выставки в Манеже: «Плебей, поперек себя шире, с багровой круглой физиономией, с походкой откормленного гуся, был в безобразном настроении. Прошло меньше двух месяцев с того дня, когда плебей просрал противостояние президенту, заокеанскому денди, известному в его стране под именем Камелот. У ентого буржуя нервишки-то оказались покрепче, чем у большевичка. Да и разведка у него оказалась похитрее: убедительно показала, что у нас еще кишка тонка шельмовать мирового жандарма…» (104) Ну, и так далее, в пошлом частушечном стиле… Так ли так прост был «плебей» Н. Хрущев, как его описывает эталонный шестидесятник В. Аксенов, – еще вопрос. Хотя можно предположить, что нарочитая простоватость Хрущева помогла выжить ему среди схваток кремлевской элиты, где его всерьез никто не воспринимал, и выработать особый взгляд на мир, позволивший запустить в стране стремительный процесс десталинизации.