Константин Кеворкян - Фронда [Блеск и ничтожество советской интеллигенции]

На злобу дня в украинских селах пели: «Був царь и цариця, булы хлиб и паляница, а настали коммунисты, и не стало чиго йисты».

Историк Геннадий Ижицкий о живучести субкультуры беспризорников: «…появилось весьма странное существо женского пола. В зубах она держала кусочек одеяла и неподобающим образом обращалась с иностранцами. А главное, цвет! «Она, она зеленая была»… Незабвенная «По улицах ходила большая крокодила» (19). Пели ее беспризорники двадцатых, пели и мы, дети семидесятых.

Тот же Кольцов о трагической гибели императора Николая II и всей его семьи: «Кто в России вспомнит о кучке пепла под Екатеринбургом? Кто задумается о Николае? Никто. О ком вспоминать? О том, кого не было?».

Стоит сказать, что муж автора гневной филиппики – поэт Осип Мандельштам – был в восторге от «12 стульев», написанных «молодыми дикарями».

С 1923 заместитель начальника, в 1929–1931 начальник Секретного отдела ОГПУ СССР. «Курировал» творческую интеллигенцию.

А уничтожение замкнутого кольца советской экономической системы вернуло в лоно мирового рынка солидную долю экономики Земли.

Запрет на вывоз отчасти обусловлен тем, что до революции более миллиона русских жили за границей, в Западной Европе, а источники их средств существования находились в России. Большая часть (две трети) эмигрантов выехала из России задолго до Февральской революции, а вовсе не сбежала от «большевистского террора» (46).

profismart.ru/web/bookreader-138216-20.php

Одним из счастливчиков, иногда получавших возможность отовариваться в «Торгсинах», был М. Булгаков, у которого периодически появлялась валюта – зарубежные гонорары не часто, но давали возможность присмотреться к торгсиновскому зазеркалью, что и запечатлено в «Мастере и Маргарите»: «Сотни штук ситцу богатейших расцветок виднелись в полочных клетках. За ними громоздились миткали и шифоны и сукна фрачные. В перспективу уходили целые штабеля коробок с обувью, и несколько гражданок сидели на низеньких стульчиках, имея правую ногу в старой, потрепанной туфле, а левую – в новой сверкающей лодочке, которой они и топали озабоченно в коврик. Где-то в глубине за углом пели и играли патефоны…»

Вообще вопросы обустройства нового быта крупных городов занимали центральное место в архитектурных фантазиях 1920-х годов. Бендеровские проекты превращения Васюков в центр мироздания отражают широко распространенные в то время футурологические фантазии, находившие себе выход в агитпропе и литературе. В столичном тогда Харькове в 1926 году внимание заезжего журналиста привлекает картина «Харьков через сто лет», на которой, помимо аэропланов в небе и всяких воздушных сообщений, изображена речка Лопань, а на ней пароходы океанского масштаба» (71). Те, кто бывал в Харькове, знают, что местную речку Лопань и доныне можно перейти вброд.

Помню, и мой отец рассказывал мне о кадках с черной и красной икрой, что стояли в харьковском магазине по соседству с его домом до войны, и как ее отпускали покупателям, отсыпая особой деревянной лопаткой.

Сталин спрашивал в телефонном разговоре у Б. Пастернака: Мандельштам – «мастер» слова, талантливый поэт?

Из дневников Е. Булгаковой: «7 ноября (1935 г.) Проводила М.А. утром на демонстрацию. Потом рассказывал – видел Сталина на трибуне, в серой шинели, в фуражке».

telegrafua.com/world/13797/

Осмелюсь доложить, что предыдущий муж Е. Булгаковой, Е. Шиловский, с октября 1928 по февраль 1931 года служил начальником штаба Московского военного округа – немаленький чин, и условия проживания у Елены Сергеевны, до ухода к М. Булгакову, были соответствующие.

Кожинов В. Россия. Век двадцатый. 1939–1964, М.: Алгоритм, 1999. С. 316.

Так, члены Политбюро поддержали предложение Сталина «удовлетворить просьбу тов. Берии об освобождении его от обязанностей Наркома внутренних дел СССР ввиду перегруженности его другой центральной работой» (причем, последняя часть фразы дописана Сталиным в машинописный текст постановления Политбюро).

Далее события излагаются по книге: Пыжиков А., Данилов А. Рождение сверхдержавы. 1945–1953 годы. М.: Олма-пресс, 2002.

Явно «антималенковским» шагом можно считать и снятие с высоких военных постов и исключение из членов ЦК Г. Жукова, которого в годы войны чаще других поддерживал Маленков. На это указывал позже Молотов. Прослушивание квартиры Жукова было прекращено только в 1953 году, после смерти Сталина, но возобновилось Хрущевым в 1957 году, а Брежнев продолжал прослушивание до самой смерти Жукова в 1974 году. Даже на пенсии Жуков оставался потенциальной угрозой для Хрущева и Брежнева.