Константин Кеворкян - Фронда [Блеск и ничтожество советской интеллигенции]

Я понял: Бунин променял две самые драгоценные вещи – Родину и Революцию – на чечевичную похлебку так называемой свободы и так называемой независимости, которых он всю жизнь добивался…» (82)

Очень показательный фрагмент – что важнее для писателя: «независимость и чечевичная похлебка» или тиражи плюс очередная революция? Катаев-то свой выбор сделал. Как и большинство других. Это был осознанный выбор взрослых людей, в котором они вполне отдавали себе отчет, в том числе и В. Катаев – боевой офицер царской армии. Или «красный граф» А. Толстой. Вспоминает художник Ю. Анненков: «…Так как не было водки, мы пили коньяк. Толстой становился все более весел, у него никогда не было “грустного вина”.

– Я циник, – смеялся он, мне на все наплевать! Я простой смертный, который хочет хорошо жить, хорошо жить, и все тут… Эта гимнастика меня даже забавляет! Приходится, действительно, быть акробатом. Мишка Шолохов, Сашка Фадеев, Илья Эренбург – все они акробаты» (83).

Этот непростой выбор все время возникал и перед М. Булгаковым: «15 мая .(1937 г.) Днем был Дмитриев.

– Пишите агитационную пьесу!

М.А. говорит:

– Скажите, кто вас подослал?

Дмитриев захохотал. Потом стал говорить серьезно:

– Довольно! Вы ведь государство в государстве! Сколько это может продолжаться? Надо сдаваться, все сдались. Один Вы остались. Это глупо!» (84). Оставалось только изыскать вдохновение. Противостояние с режимом закончилось написанием просталинской пьесы «Батум».

В 1939 году писатели были впервые награждены орденами, что считалось очень важным событием в биографии: орден равнялся, как и Сталинская премия, официальному признанию. Появился новый термин – «писатель-орденоносец». Еще один предмет для зависти, интриг и переживаний. «Награжденные – и среди них Юрий Тынянов (родственник автора – В. Каверина) – поехали в Москву, мне ничего не оставалось, как проводить их, – весело, спокойно, но в таком душевном упадке, какого, кажется, я никогда до тех пор не испытывал. Бессонница мучила меня, я сильно похудел и не расхворался, кажется, только потому, что мне удалось вернуться к работе» (85). Это ж надо так завистью изойти!

Известный художник Н. Альтман, развлекаясь, часто ловил тараканов в своей комнате и красил их в разные цвета. А одного выкрасил золотом и издевательски провозгласил: «Это таракан лауреат». Однако и сей остроумец через некоторое время задумчиво заметил: «Я до сих пор не придавал значения званиям и орденам – но с тех пор, как это стало вопросом меню…» (86)

В 1937 году эстонский журналист Н. Бассехес писал в своей очередной корреспонденции из Советского Союза, что зажиточную жизнь могут позволить здесь себе вести отдельные писатели(выделено мной – К.К. ), для которых «золотой дождь» льется до тех пор, пока они считаются «политически благонадежными» (87). Разительно отличавшийся уровень жизни между отмеченными властью и рядовыми гражданами мог заставить задуматься самого скромного творца, как ему все-таки выслужиться, чтобы жить стало ему хоть немного легче. И здесь, как всегда впрочем, на помощь приходят не только талант и сноровка, но и меценаты. Таковые тоже завелись среди «красных патрициев». И один из главных – не удивляйтесь – нарком обороны Клим Ворошилов. «Командовать парадом буду я», – как любил говаривать Остап Бендер. В шаблонном, реальном приказе наркома фраза о подготовке к проведению традиционного парада на Красной площади звучала: «Командовать парадом буду я. Ворошилов». Но благодаря широкому успеху книги, наркомовскую формулировку таки пришлось изменить на «Командовать парадом поручено мне».

Климент Ефремович, скажем прямо, не «хватал звезд с неба» в смысле высокой культуры и образованности. Но, заслуженно или незаслуженно, пользовался репутацией наименее жестокого из всей сталинской команды. «Ворошилов читал много. Как раз военное дело мало читал, а художественную литературу читал не меньше меня», – отмечал впоследствии Молотов, и продолжал: «Мы все, конечно, такие слабости имели – барствовать. Приучили – нельзя это отрицать. Вот он начинал барствовать. В чем это выражалось? Любил иметь дело с художниками, любил театр… Ворошилов любил немного мецената изображать, покровителя художников и прочее. А те уж, конечно, старались вовсю» (88).

Много неизвестного о Ворошилове-человеке можно узнать из дневника его жены – Голды Давидовны Горбман. Запись от 20.09.1955 г.: «Сосновка напомнила мне времена, когда приходилось запросто бывать на даче под Москвой у тов. Сталина. Вспомнилось гостеприимство И.В., песни, танцы. Да, да – танцы. Плясали все, кто как мог: С.М. Киров и В.М. Молотов плясали русскую с платочком со своими дамами. А.И. Микоян долго шаркал ногами перед Надеждой Сергеевной (Аллилуевой), вызывая ее танцевать лезгинку. Танцевал он в исключительном темпе и азарте, при этом вытягивался и как будто становился выше и еще тоньше… Климент Ефремович отплясывал гопака или же, пригласив партнершу для своего коронного номера – польки – танцевал ее с чувством, толком и расстановкой» (89).