Константин Кеворкян - Фронда [Блеск и ничтожество советской интеллигенции]

Берия в свою очередь, искал слабые места в охране Сталина. Судоплатов-младший: «Отец… был очень обеспокоен кадровыми перестановками в МГБ… Одним из первых был подвергнут унижению генерал-лейтенант Власик, начальник кремлевской охраны. Сначала он был отправлен в Сибирь на должность начальника лагеря, но там его тайно арестовали… После ареста Власика немилосердно избивали и мучили. Его отчаянные письма к Сталину о невиновности остались без ответа… Власик оставался в заключении до амнистии, которая последовала в 1955 году» (140).

Сталину не хватило физических и интеллектуальных сил, чтобы завершить игру. Не будем забывать: это был уже старый и весьма больной человек. В октябре 1949 года Сталина настиг второй инсульт, сопровождавшийся потерей речи. Последующие годы он вынужден брать длительные отпуски и отправляться на юг (август-декабрь 1950, 9 августа 1951 – 12 февраля 1952). Его здоровье, несмотря на щадящий режим работы, не улучшалось. Он страдал от гипертонии, головокружения и одышки, часто простужался. Последний раз в Кремле Сталин был 17 февраля 1953 года. Из дневника приёмов было видно, сколько длился тогда его рабочий день: 30 минут на встречу индийской делегации, 15 минут на беседу с Берией, Булганиным и Маленковым. 45 минут. Всё.

Сталин ушел (или его «ушли») из жизни накануне решающей схватки с номенклатурой.

Смерть Сталина развязала множество узлов, которые к тому времени оплели кремлевское руководство. Скорее всего, он готовил масштабную чистку среди соратников. Молотов о Сталине: «Все-таки у него была в конце жизни мания преследования. Да и не могла не быть. Это удел всех тех, кто там сидит подолгу» (141). Любопытна одна из черт психологического портрета диктатора – Сталин страшно не любил ворон, «считал слишком умными птицами, сравнивал их с людьми, одетыми в черное. Их истошные крики, как правило, выводили его из нормального состояния…» (142) Если диктатор на дух не переносил даже умных птиц, можно только догадываться о его накопившемся презрении к никчемным людям.

По высказываниям сотрудников охраны и его обслуги, Сталин не жаловался на недомогания, но сон у него был тяжелым, иногда он вскакивал с постели, дико кричал, но, успокоившись, вновь засыпал. Уж не являлись ли «мальчики ли кровавые» во сне кремлевскому горцу? Поводов для ночных кошмаров у Иосифа Виссарионовича действительно хватало, хотя масштаб репрессий после эпохи «великого террора» неуклонно уменьшался. В 1939–1943 годах – 39069 смертных приговоров «за контрреволюционные и другие особо опасные государственные преступления»; в 1944-1948-м – 11282 (в 3,5 раза меньше, чем в предыдущем пятилетии); в 1949-1953-м – 3894 приговора (в 3 раза меньше предыдущего пятилетия и в 10 раз (!) меньше, чем в 1939-1943-м). Разумеется, даже и последняя цифра страшна: в среднем около 780 приговоренных к смерти за год, 65 человек в месяц! (143)

После смерти Сталина Л. Берия спешно прекращал инициированные вождем дела – и локальные, направленные лично против него («мегрельское дело»), и имевшие широкий общественный резонанс («дело врачей»). Он явно стремился, как и в 1939 году, представить себя поборником справедливости и даже неким либералом. А. Судоплатов: «Берия приказал отцу и другим генералам проверить сфабрикованные обвинения по “сионистскому заговору”. Больше всего проверяющих, как рассказывал отец, поразило то, что Жемчужина, жена Молотова, якобы установила тайные контакты через Михоэлса и еврейских активистов со своим братом в Соединенных Штатах. Ее письмо к брату, датированное октябрем 1944 года, вообще к политике не имело никакого отношения. “Как офицер разведки, – вспоминал этот случай отец, – я тут же понял, что руководство разрешило ей написать это письмо, чтобы установить формальный тайный канал связи с американскими сионистскими организациями. Я не мог представить себе, что Жемчужина была способна написать подобное письмо без соответствующей санкции”» (144).

Дело по «сионистскому заговору» в органах безопасности было закрыто в середине мая 1953 года, когда освободили А. Свердлова, Я. Матусова и других ответственных работников МГБ [93] При Хрущеве Матусова все же исключили из партии и лишили пенсии МГБ за причастность к репрессиям. Опираясь на поддержку Свердлова, он беспрерывно апеллировал в КПК при ЦК КПСС. В 1963 году Матусова и Свердлова вызвал заместитель председателя Комитета партийного контроля Сердюк, который потребовал, чтобы они перестали писать письма в ЦК, иначе партия накажет их обоих за то, что они распускают сплетни, а сверх того – за незаконное преследование знаменитого писателя Александра Солженицына. .