Константин Кеворкян - Фронда [Блеск и ничтожество советской интеллигенции]

Само страшное понятие «красного террора» в широкий обиход ввела эсерка Зинаида Коноплянникова еще в 1906 году (задолго до Октябрьской революции и Гражданской войны), заявив на суде: «Партия решила на белый, но кровавый террор правительства, ответить красным террором…» Наиболее известные жертвы левых террористов (кроме премьер-министра П.А.Столыпина): министр внутренних дел Д.С. Сипягин (2.04.1902), уфимский губернатор Н.М. Богданович (6.05.1903), министр внутренних дел В.К. Плеве (15.07.1904), генерал-губернатор Москвы великий князь Сергей Александрович (4.02.1905), московский градоначальник граф П.П. Шувалов (28.06.1905), бывший военный министр генерал-адъютант В.В. Сахаров (22.11.1905), тамбовский вице-губернатор Н.Е. Богданович (17.12.1905), начальник Пензенского гарнизона генерал-лейтенант В.Я. Лисовский (2.01.1906), начальник штаба Кавказского военного округа генерал-майор Ф.Ф. Грязнов (16.01.1906), тверской губернатор П.А. Слепцов (25.03.1906), командующий Черноморским флотом вице-адмирал Г.П. Чухнин (29.06.1906), самарский губернатор И.Л. Блок (21.07.1906), пензенский губернатор С.А. Хвостов (12.08.1906), командир л. – гв. Семёновского полка генерал-майор Г.А. Мин (13.08.1906), симбирский генерал-губернатор генерал-майор К.С. Старынкевич (23.09.1906), бывший киевский генерал-губернатор член Государственного Совета граф А.П. Игнатьев (9.12.1906), акмолинский губернатор генерал-майор Н.М. Литвинов (15.12.1906), петербургский градоначальник В.Ф. фон дер Лауниц (21.12.1906), главный военный прокурор В.П. Павлов (27.12.1906), пензенский губернатор С.В. Александровский (25.01.1907), одесский генерал-губернатор генерал-майор К.А. Карангозов (23.02.1907), начальник Главного тюремного управления А.М. Максимовский (15.10.1907).

Когда современные историки говорят об абсурдности сталинских обвинений в терроризме, выдвинутых диктатором бывшим соратникам по партии, они явно не учитывают, что память о реальном разгуле терроризма начала века в те годы была вполне свежа – большая часть населения страны его помнила как факт собственной жизни. То есть, жестокое подавление поднимавшейся волны террора (а после убийства С. Кирова мало кто в том сомневался) представлялось вполне разумным шагом.

Разгул терроризма в начале ХХ века накладывался на социальные проблемы, порожденные развитием российского капитализма, ветхость государственного устройства, а позже и неудачным течением мировой войны. Разразившаяся Гражданская война шла не между монархистами и демократами, а между теми, кто пришел к власти в результате Февральского переворота и свергнувшими их в октябре большевиками, которых в конечном итоге поддержали крестьянство и рабочий класс. Прежний правящий класс либо погиб в борьбе и лишениях, либо в панике бежал в эмиграцию:

– А твоего барина что, шлепнули? – неожиданно спросил Остап.

– Никто не шлепал. Сам уехал. Что ему тут было с солдатней сидеть…

Воробьяниновский дворник ошибся, говоря конкретно об Ипполите Матвеевиче, но ведь сотни тысяч действительно бежали.

Гюстав Лебон, вскрывая психологию революционных главарей, предсказывал дальнейший путь любой победившей революции. Его предсказания тем паче интересны, что ни о Февральской, ни Октябрьской революциях речи еще быть не могло, книга написана задолго до них: «Истый апостол не довольствуется полумерами. Он признает необходимым вслед за разрушением храмов лжебогов уничтожить и их поклонников. Какое значение имеют кровавые жертвы, когда речь идет о возрождении рода человеческого, о водворении истины и уничтожении заблуждения? Не очевидно ли, что лучшее средство избавиться от неверных – это умертвить гуртом всех, кто встает поперек пути, оставив в живых только проповедников и их учеников. В этом и состоит программа искренно убежденных, презирающих лицемерные и пошлые сделки с ересью» (4). Сравните с мнением другого француза, Мориса Палеолога о Ленине: «Утопист и фанатик, пророк и метафизик, чуждый представлению о невозможном и абсурдном, недоступный никакому чувству справедливости и жалости, жестокий и коварный, безумно гордый, Ленин отдает на службу своим мессианистическим мечтам смелую и холодную волю, неумолимую логику, необыкновенную силу убеждения и уменье повелевать… Субъект тем более опасен, что говорят, будто он целомудрен, умерен, аскет» (5). Эти люди не знают пощады, идя к мечте своей жизни.

Революция выметает инакомыслие. Известный чекист М. Лацис так определял свой принцип тотального истребления «врагов народа» во время революции: «Мы не ведём войны против отдельных лиц. Мы истребляем буржуазию как класс. Не ищите на следствии материалов и доказательств того, что обвиняемый действовал делом или словом против Советской власти. Первый вопрос, который мы должны ему предложить, – к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого» (6). Какого жребия хотели организаторы террора, когда, спустя 20 лет, очередь дошла и до них? И почему, собственно, мы должны их жалеть?