Зачем кому-то нужно право контролировать миграцию? Чтобы ответить на этот вопрос, попробуем довести до предела логику неограниченной миграции. Как мы уже видели, право на свободное переселение может привести к тому, что некоторые бедные страны обезлюдеют, а в некоторых богатых странах мигранты составят большинство населения. Ни утилитариста, ни либертарианца такая возможность не обеспокоит: пусть Мали опустеет, ну и что с того? Люди, которые привыкли считать себя малийцами, наладят свою жизнь в другом месте и будут жить намного лучше. Если преобладающим населением Анголы станут китайцы, а преобладающим населением Англии — бангладешцы, то это изменение совокупной идентичности не будет иметь никаких последствий: индивидуумы вправе идентифицировать себя так, как им угодно. Но большинству людей такой исход не понравится. В экономике окружающей среды существует понятие «экзистенциальной ценности»: допустим, вы никогда не видели панды, но ваша жизнь становится богаче от осознания того, что она обитает где-то на планете. Поэтому мы стремимся не допустить, чтобы какие-либо растения или животные вымерли. Экзистенциальной ценностью — по-видимому, намного большей, чем виды живых организмов, — обладают и общества, причем в глазах не только их членов, но и других людей. Американские евреи ценят существование Израиля, пусть даже им никогда не доведется там побывать. Точно так же и миллионы людей по всему миру ценят Мали — древнее общество, построившее город Тимбукту. Ни Израиль, ни Мали невозможно сохранить в законсервированном виде: это — живые общества. Но Мали должно развиваться, а не пустеть. Проблема малийской бедности не получит удовлетворительного решения, если все жители Мали станут процветающими гражданами каких-то других стран. Аналогичным образом, если Ангола станет еще одной китайской провинцией, а Англия — еще одной провинцией Бангладеш, это будет означать ужасную потерю для глобальной культуры.
Вполне обоснованным этическим ограничением для миграционной политики является золотое правило — не делай другим того, чего не желаешь себе. Так, если мы объявляем неограниченную миграцию нравственным принципом, лежащим в основе, скажем, иммиграции африканцев в США, то этот же принцип должен лежать и в основе иммиграции китайцев в Африку. Однако большинство африканских обществ по вполне разумным причинам относятся к идее неограниченной иммиграции с крайней опаской. Африканцам уже приходилось жить под пятой у других народов, и они не захотят повторения, пусть даже осуществленного силой чисел, а не силой пушек. На практике даже те экономисты, которые предсказывают, что свободное перемещение рабочей силы из одной страны в другую принесет миллиарды долларов, не выступают за неограниченную миграцию в буквальном смысле слова. Они ссылаются на эти миллиарды как на аргумент в пользу некоторого ослабления существующих ограничений на миграцию. Но как всегда, там, где кончаются ограничения, найдется никем не востребованная экономическая выгода; и поэтому не стоит оставлять без объяснения вопрос о том, почему такой шаг может оказаться разумным.
Сущность страны не сводится к ее физической территории. Различие в доходах между богатыми и бедными обществами вытекает из различия между их социальными моделями. Если бы в Мали была создана и сохранялась в течение нескольких десятилетий такая же социальная модель, как во Франции, то и уровень дохода в этой стране был бы близок к французскому. Сохранение различий в доходе не связано с различиями в географии. Разумеется, эти различия играют свою роль: Мали — засушливая страна, не имеющая выхода к морю, и оба эти фактора препятствуют ее экономическому развитию. Но в иных обстоятельствах оба они не были бы такой большой помехой. Отсутствие выхода к морю серьезно усугубляется тем фактом, что в соседних с Мали странах социальные модели не менее дисфункциональны: война, ныне бушующая в Мали, — прямое следствие краха режима в соседней Ливии. Засушливость усугубляется сильной зависимостью страны от сельского хозяйства: эмират Дубай — страна, еще больше страдающая от нехватки пресной воды, но она создала у себя процветающую экономику услуг, для которой это не представляет проблемы.
Решающее значение имеет функциональность социальных моделей, но она не возникает сама по себе, складываясь в течение десятилетий, а порой и столетий социального прогресса. Такие социальные модели фактически представляют собой часть общей собственности, наследуемой теми, кто рождается в богатых обществах. Но из того, что эта собственность находится в обладании у всех членов данного общества, не следует, что она должна быть доступна для всех остальных: в нашем мире полным-полно подобных «клубных» благ.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу