Пол Коллиер - Исход. Как миграция изменяет наш мир

Если национализма и следует опасаться, то не потому, что он приведет к войне с другими народами, а, скорее, вследствие его возможной неинклюзивности: национализм может стать прикрытием для расизма. Под нацией можно понимать не всех людей, живущих в данной стране, а только преобладающую этническую группу. Британскую националистическую партию следовало бы называть «Партией коренных англичан»; под «Истинными финнами» имеется в виду финское этническое большинство и т. д. Но позволять расистским группам присваивать такой серьезный символ и эффективную организационную единицу, как нация, опасно само по себе. Если прочие политики по умолчанию пренебрегают чувством национальной идентичности, то они отдают мощное политическое орудие на откуп силам зла. Националист не обязан быть расистом. Превосходный пример именно такой позиции, сложившейся благодаря своеобразным коллективным процессам, был продемонстрирован на лондонских Олимпийских играх 2012 года. Великобритания, к своему собственному удивлению, завоевывала на них одну золотую медаль за другой. И эти золотые медали добывало для нее созвездие всевозможных рас, что само по себе служило для британцев предметом национальной гордости. Идентичность формируется символами: британская реакция на Олимпийские игры в одно и то же время выражала в себе и нечто уже сформированное, и сам процесс формирования этого нечто, то есть мультирасовой нации. Аналогичным образом, фраза «Англия для англичан» должна быть такой же безвредной, как «Нигерия для нигерийцев». Политическому истеблишменту следовало бы определять английскую идентичность точно так же, как Шотландская националистическая партия определяет «шотландцев», понимая под ними всех, кто живет в Шотландии. Нельзя позволять, чтобы национальная идентичность по умолчанию становилась собственностью расистов. Нации никуда не делись. Низведение национальности к чистому легализму — набору неких прав и обязанностей — можно назвать коллективным эквивалентом аутизма: жизнью по правилам, но без всякой душевной теплоты.

Национальная идентичность — вещь ценная и в то же время допустимая. Но угрожает ли ей иммиграция? На этот вопрос едва ли можно дать четкий ответ. Иммиграция не обязательно подрывает ощущение единой идентичности, но это может произойти.

Очевидно, что ассимиляция и слияние потенциально совместимы с сохранением ярко выраженного чувства общей национальной идентичности. Согласно логике ассимиляции коренное население должно «продвигать» свою нацию, приветствуя мигрантов и приобщая их к своей культуре. Такая роль не только не противоречит гордости за свою идентичность, но и укрепляет эту гордость. Именно такая модель работала в США на протяжении большей части их истории: американцы гордились своей нацией, а иммиграция укрепляла свойственное им представление о своей исключительности. Аналогичным образом французы уже более столетия «продвигают» свою национальную культуру, и выясняется, что крупномасштабная миграция вполне совместима с чувством гордости за свою нацию.

Проблемы, связанные с ассимиляцией и слиянием, носят практический характер. Как было показано в главе 3, чем ниже темп абсорбции, тем выше темп миграции. Кроме того, на темп абсорбции отрицательно влияет величина культурной дистанции между мигрантами и коренным населением. Наконец, темп абсорбции может снижаться по мере того, как совершенствование международных коммуникаций облегчает мигрантам поддержание регулярной связи со своим родным обществом. Соответственно, для того чтобы ассимиляция и слияние продолжались, следует использовать тонкие методы контроля за темпом миграции, которые бы учитывали ее состав. Ни коренное население, ни мигрантов невозможно принудить к интеграции, но к коренному населению должно предъявляться требование о том, чтобы все его организации были открыты для мигрантов, в то время как мигрантам, возможно, придется соблюдать требования, связанные с обучением местному языку и географией расселения.

Иные проблемы встают в том случае, если взят курс на сохранение культурной обособленности мигрантов. Он не так хорошо сочетается с сохранением общего чувства национальной идентичности, как ассимиляция и слияние. Такой подход почти ничего не требует от мигрантов: вместо того чтобы менять одну национальную идентичность на другую, они просто могут добавить к своим прочим характеристикам новое гражданство. Но если коренное население низводится до статуса лишь одной из нескольких культурных «общин», то какую идентичность оно получит? Если бангладешцы, проживающие в Англии, станут «бангладешской общиной», а сомалийцы — «сомалийской общиной», то коренное население почти неизбежно станет «английской общиной». Но таким образом мы утратим чувство единой национальной принадлежности: перед нами открывается роскошная дорога к «Англии для англичан». Если коренное население присваивает национальный идентификатор, то каким термином нам обозначать жителей страны, вместе взятых? Еще более сомнительна та роль, которую логика культурного размежевания отводит коренному населению. Согласно преобладающему официальному подходу, коренным жителям прежде всего внушают: «Не будь расистом», «Уступи дорогу» и «Учись уважать другие культуры». В таком виде все это звучит несколько унизительно. В результате коренное население может «уйти в оборону»: от коренных британцев, принадлежащих к рабочему классу, нередко можно услышать горькое «Ведь были же хорошие времена».