Юрий Поляков - В зоне риска. Интервью 2014-2020

– А почему после школы вы поступили в пединститут?

– Я хотел поступать в МГУ, но умные люди и, прежде всего, моя учительница литературы Ирина Анатольевна Осокина, которая меня опекала и помогала во всём, предупредили: «Юра, это для тебя нереально, в МГУ всё решают только связи». Думаю, она была права. И я подал документы в педагогический, о чём нисколько не жалею.

– О педагогической карьере вообще не думали?

– Отчего же не думал? Наоборот, я собирался преподавать, занимаясь параллельно наукой. Семью-то надо содержать. У меня никогда не было безоглядной веры в свой «сверхталант» – ощущения избранности, которое есть у большинства молодых писателей и которое их чаще всего и губит, потому что они не могут объективно оценить свой дар. Представляете, перерыть целый остров и выяснить, что сокровищ тут никогда не было! Увы, заложниками этой завышенной самооценки становятся близкие: жёны, родители, дети…

Я же к своей литературной будущности относился с осторожностью и думал: «Ну, получится – получится, а не получится – значит, не получится». Занимался наукой, сначала Брюсовым, по которому защитил диплом, а затем собирался писать кандидатскую в аспирантуре. Но так получилось, что в очную аспирантуру меня не взяли, не было связей. Я пошёл в армию. Спасибо судьбе за это!

Уволившись в запас, я прикрепился к кафедре советской литературы. Работал сначала в райкоме, потом в газете «Московский литератор». Тогда как раз отпраздновали 100-летие Брюсова, было защищено множество диссертаций по этой теме, и моя научная руководительница Анна Александровна Журавлёва мне сказала: «Ну, напишешь ты, Юра, ещё одну кандидатскую по Брюсову, а ВАК возьмёт и не утвердит. Чем, кроме Брюсова, хочешь заниматься?» Я очень любил фронтовую поэзию и стал писать о ней, в 1981 году защитился по этой теме. Успел поработать в школе, начал преподавать в вузе, но потом как-то неожиданно моя литературная карьера стремительно пошла вверх. Меня даже кто-то в шутку назвал «молодым писателем с вертикальным взлётом». Такой истребитель как раз в ту пору удачно испытали…

– С армией у вас особые отношения. О ней и её проблемах ваша повесть «Сто дней до приказа», вышедшая впервые в журнале «Юность» и безумно популярная в 1980-х. Удалось ли, на ваш взгляд, российским Вооруженным силам преодолеть тот тяжкий недуг, который «диагностирует» «Сто дней до приказа» – дедовщину?

– Честно говоря, я боялся идти в армию. Несмотря на то, что вырос в рабочей среде, я, как и многие москвичи, был мальчиком, мало подготовленным к жизненным испытаниям. Не зря же презрительная армейская кличка «ЧМО» расшифровывалась иногда как «человек Московской области». После института я, не пройдя военной кафедры, служил рядовым в Группе советских войск в Германии, то есть, был оторван от семьи. Незадолго до призыва я, кстати, женился, что тоже не улучшало настроения ввиду долгой разлуки. Зато за время службы я написал сотню стихотворений, и, собственно, первые две мои книги составлены из стихов этого периода. Эти стихи охотно печатали журналы, в моих строках читался искренний патриотизм и непоказной оптимизм, чего советской литературе в ту пору уже катастрофически не хватало. Никогда больше в своей жизни я не писал стихи так плотно и интенсивно, как в Олимпийской деревне, близ Западного Берлина. Сублимация есть сублимация. Из армии я принёс в дембельском чемоданчике и наброски повести «Сто дней до приказа», которую закончил в 1980 году.

Должен отметить, по взглядам я был абсолютно советским писателем, нас воспитывали так, что если ты видишь недостатки жизни, то об этом надо обязательно написать, ведь именно с помощью литературы эти недостатки и изживаются. Я и писал в этой повести о проблемах советской армии, о дедовщине, о том, что нездоровый моральный климат в подразделениях не способствует нашей оборонной мощи, я был искренне убеждён, что помогаю армии избавиться от этой тяжёлой болезни. И крайне удивился, что сначала повесть запретили (Военная цензура встала насмерть), а когда в 1987 году после приземления Руста на Красной площади Андрей Дементьев всё-таки смог опубликовать вещь в «Юности», на меня набросились многие могучие структуры, прежде всего – ГлавПУР – Главное политическое управление Советской армии и Военно-морского флота СССР, орган, ответственный за партийно-политическую работу в Вооруженных силах. Объявили, будто я оклеветал армию. Именно такое обвинение было брошено мне с трибуны ХХ съезда комсомола. Но время показало, кто был прав в том споре…