Марк Холлингсуорт - Лондонград. Из России с наличными. Истории олигархов из первых рук

Шотландский волынщик заиграл старинную мелодию, и шесть человек внесли гроб в церковь; за ними следовали заплаканные Сэйра и Луис, обе одетые в пальто и платья розового цвета. Медленно двигаясь по проходу, Сэйра заметила напряженную фигуру Бориса Березовского, погруженного в раздумья; он был в черном костюме, его сопровождали подруга, два охранника и русская свита. Прибыли почти все клиенты Кертиса. Бросалось в глаза отсутствие представителей компании «ИКЕЯ», которая не хотела, чтобы ее связывали как с его одиозными русскими клиентами, так и с чиновниками из «ЮКОСа». Из «ЮКОСа» пришел лишь один человек — Василий Алексанян, близкий друг Кертиса, в прошлом директор этой нефтяной компании. Алексанян был в ярости, что его коллеги бойкотировали похороны, несмотря на все те рискованные финансовые операции, которые Кертис проводил для их компании.

В 14.00 началась служба. Луис исполнила соло на фортепьяно, затем зазвучали традиционные гимны. Было совершенно очевидно, что Кертиса очень любили. Один из ораторов сказал что он воплощение строчки из поэмы Редьярда Киплинга «Если», которая гласит: «И если можешь быть в толпе собою, при короле с народом связь хранить, уважая мнение любое, главы перед молвою не клонить». Его ближайший друг Род Дэвидсон вдохновенно произнес: «В бизнесе он принадлежал к своей собственной лиге. Он мог устроить землетрясение и прекратить его, его взгляд всегда был устремлен к звездам… Он был самым щедрым из людей, и я думаю, что сейчас он у ворот, усыпанных жемчугом, дарит красный „Феррари" Святому Петру и раздает игровые приставки херувимам».

В воздухе чувствовалось напряжение из-за подозрений и отчасти из-за присутствия русских, на которых часто бросали нервные взгляды. Когда же Березовский и его коллеги в конце службы встали со своих мест, им освободили путь, чтобы те могли пройти первыми.

Местная публика и друзья Сэйры в основном были людьми обычными, принадлежащими к среднему классу, ведущими тихую спокойную жизнь в престижном местечке Дорсет в Истоне. Они с трудом воспринимали суровые русские лица, батарею телекамер, фотографов и большое количество полицейских, которые встречали их у церкви в тот солнечный весенний день. Местным деревенским жителям это, должно быть, напоминало сцены из фильмов «Крестный отец» или «Клан Сопрано».

Сэйру потрясла смерть мужа, но она также была смущена вниманием средств массовой информации. «Зачем здесь так много камер? — спросила она, выйдя из церкви. — Я не понимаю». В прошлом она работала секретаршей, а потом вела жизнь, в которой были семья, музыка, друзья, замок и английская деревня. Стивен ничего не рассказывал ей о своей тайной жизни в Лондоне, на Гибралтаре, в России. Любитель фильмов о Джеймсе Бонде, Кертис наслаждался этим скрытным суще-сгвованием. Он не афишировал свои дела, главным образом потому, что хотел защитить Сэйру. «Я не желаю ничего знать», — заметила она однажды и устранилась от темного мира супербогатых русских, где режут глотки.

' Сэйра не была знакома с кем-либо из русских, пришедших на похороны. В состоянии все возрастающего удивления она спрашивала у одного из коллег Стивена: «Кто это? А это?» «Господи, какие дела были у моего мужа со всеми этими русскими?» — обращалась она к другому знакомому. Не желая ее волновать, те уклонялись от ответов.

Похороны, на которых присутствовали только члены семьи и близкие друзья, проходили в садах «Пенсильвании». Кертис упокоился под звуки волынки, исполнявшей шотландские мелодии.

Когда после похорон гости разбрелись по залу, атмосфера оставалась напряженной и пугающей. «Ситуация странным образом беспокоила всех, — рассказывал бывший служащий юридической конторы Кертиса. — Люди смотрели через плечо, чтобы увидеть, кто с кем разговаривает. Странность также заключалась в том, что, как мне было известно, некоторые из клиентов знали друг друга, но на похоронах делали вид, что незнакомы, избегали фотографироваться, чтобы каким-то образом не связывать себя с другими клиентами. Нелепое положение, почти комическое». В 21.45 над Ла-Маншем взметнулся в небо фейерверк.

Похороны Стивена Лендфорда Кертиса соединили две культуры, которые трудно, почти невозможно соединить — обычный, беспечный, всем понятный английский средний класс и темную, серьезную, суровую, сосредоточенную русскую деловую элиту.

Немногим более десяти лет назад русское присутствие в Британии едва ли было заметно. Если русский акцент редко звучал в бутике Найтсбриджа, ресторане Мэйфейра или в лондонской подземке, то вряд ли его можно было услышать на похоронах таинственного британского юриста. Не наблюдалось никаких признаков того, что случилось чуть позже: прибытие в Британию целой армии русских среднего класса и богачей. Исход, который последовал за крахом коммунистической системы в 1991 году, был сначала медленным, но в конце того же десятилетия русские, желающие переехать в Лондон, совершили то, что один из посвященных назвал «лихорадочный бросок».