Коллектив авторов - Как мы читаем. Заметки, записки, посты о современной литературе

Литературная личность не равна биографическому писателю, но соотносится с его психотипом и мировоззрением. Не равна она и герою, но взаимодействует с ним. Литературная личность больше, чем лирический герой, и включает его в себя: «В отличие от «лирического героя», который мог, по-видимому, связываться и с представлением об одном каком-нибудь тексте, «литературная личность» – категория более широкая, преимущественно межтекстовая – относящаяся ко многим или ко всем текстам писателя» [198] Ю. Тынянов. Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1977. С. 512. .

Литературную личность можно объяснить, обратившись к героическому эпосу. Воссозданный в нем народный характер не равен целиком ни герою, ни автору. Так же примерно проявляется литературная личность в прозе – как некий личностный образ, воссозданный в текстах и не равный ни герою, ни писателю во плоти и крови.

Посмотрим, с какими типами литературных личностей мы имеем дело в случае трех видов мужской прозы.

Случай первый. Для литературы традиционен образ поэта/художника как духовного существа, испившего священного меда и ставшего выше гендерного и человеческого. Но у этого образа есть сниженный вариант, когда литературная личность духовного уровня не достигла, а маску внегендерного существа уже надела. В таком случае перед нами литературная личность филолога, занимающего позицию принципиального недействия, прикрытую множественностью дискурсов и стилистической игрой. При такой литературной личности герой может стремиться к нулю, как в прозе М. Шишкина, быть объектом благодушной усмешки (Д. Бавильский, «Красная точка») или сливаться с личностью автора в акте совместного нытья (Б. Ханов, «Гнев»). Это филологический тип мужской прозы. Подчеркну: речь идет не о писательской личности с ее «биографией насморка» и не о «личности творца», а о личности, восстающей из текста, – в данном случае очень схематизированной и глубоко литературной. Случай второй: брутальная проза нулевых. Литературная личность этого типа – «настоящий мужик», «мачо мэн», знакомый всем по произведениям З. Прилепина, А. Рубанова и А. Снегирева. Я самый ловкий, самый быстрый, самый сильный, самый-самый… Меня женщины любят. Вот так любят, а еще вот эдак. Но под маской брутального мачо скрывается неуверенный подросток, безотцовщина, чье становление пришлось на смену эпох, когда былой порядок ухнул в небытие, а отцы перестали быть «отцами». Любопытно, что два «самых настоящих мужика», и Снегирев, и Прилепин – псевдонимы. Этот тип литературной личности противоречив и недолговечен, зарождение его мы видим в прозе Лимонова, закат – в рассказах Снегирева, где концепт брутальной мужественности раскрывается как пародийный и затрудняющий проявление человеческого потенциала.

Со второй половины 10-х годов формируется новый тип литературной личности – нормальный мужчина. Андрей Рубанов топит своего пацанского героя в океане («Патриот») и начинает рассказывать о себе настоящем («Жестко и угрюмо»). От «нового» к настоящему реализму после 2017 года переходит Роман Сенчин («Квартирантка с двумя детьми»). К писателям, работающим в ключе нормальной мужской прозы, я отношу С. Солоуха («Рассказы о животных»), А. Бушковского («Рымба»), А. Дергунова («Элемент 68»), Д. Орлова («Чеснок») и группу питерских «активных реалистов». По общим характеристикам этот тип литературной личности совпадает с образом обычного русского мужчины, который:

• Работает. И этим понемногу меняет мир.

• Любит жену и родину (что взаимосвязано).

• Действует по совести и судит по справедливости.

• Полагается на себя (и на Бога) и несет ответственность за других.

В общем, нормальный мужчина. Не очень нежный, не очень разговорчивый. Честный. Ответственный. Настоящий.

В литературном сегменте русскоязычной части «Фейсбука» новое поветрие: все говорят о стихах. Что удивительно, поскольку не такое уж это частое явление для социальных сетей. Бывает, говорят о своем отношении к конкретному поэту или поэзии вообще. А чтобы разбирать конкретное стихотворение – такого и не припомню.

Новую моду сформировала премия «Поэзия», «премиальный лист» которой состоит не из фамилий авторов, а из списка отобранных экспертами стихотворений-претендентов.

И этот перечень вызвал нежданные страсти. Конечно, вновь был поставлен традиционный вопрос о границах допустимого в критике. Мнения по этому поводу высказаны разные, но понятно, что в условиях соцсетей каждый все равно будет писать отзывы так, как сочтет нужным.