Как пишет в своей книге В. И. Шарапов, поначалу многое свидетельствовало о том, что всё пройдёт так, как и было предусмотрено в Москве. Первым в президиум вышел Зимянин, притом, подчеркнул Шарапов, по его походке и виду присутствовавшим в зале не составляло большого труда понять, кто на тот момент чувствовал себя хозяином положения. Собравшиеся почтили вставанием уход из жизни Сталина. При этом было подчёркнуто, что “умер наивеличайший человек нашего времени”. Кстати, в белорусском варианте стенограммы он назван “великим человеком нового времени”. Доклад прозвучал на белорусском языке. По-белорусски говорили и 23 выступивших в прениях из 27, на русском произносили свои речи только Патоличев, секретарь ЦК Горбунов, первый секретарь Молодечненского обкома партии В. Г. Доркин, первый секретарь Волковысского райкома партии А. Ф. Бурлаков, да и тот свою “дерзость” объяснил тем, что недавно работает в республике. Правда, Зимянин в ответ парировал, что “пользование русским языком не запрещается”.
В докладе после краткого пересказа истории БССР и напоминания о том, что “партия учит нас быть непримиримыми к любым отклонениям от советской национальной политики”, было сразу же подчёркнуто, что такие отклонения “должны рассматриваться как несовместимые с линией партии, потому что они наносят вред морально-политическому единству и дружбе народов Советского Союза, могуществу нашей Родины”. В качестве доказательства, что в республике дела обстоят именно так, прозвучали соответствующие оценки из постановления ЦК КПСС. А далее рисовалась совершенно негативная картина по тем аспектам жизни в республике, которые были затронуты в этом документе.
Руководство ЦК КПБ и Совета Министров, отмечено в докладе, оказалось не на высоте поставленных задач, допущенные ошибки в подборе кадров, особенно в западных областях республики, объясняются “определённым отрывом руководства ЦК КПБ и Совета Министров от масс трудящих”. А констатация того, что “в работе бюро ЦК КПБ и Совмина БССР не было необходимой коллективности”, стала явным указанием на то, что главным виновным во всём является Патоличев, который, говоря иными словами, брал на себя слишком много. Потому ЦК КПСС “освободил т. Патоличева от обязанностей первого секретаря ЦК КпБ”. И это в то время, когда “великий советский народ самоотверженно работает над осуществлением решений XIX съезда партии, проведением в жизнь выработанной Партией и Правительством политики, доложенной в известных выступлениях товарищей Г. М. Маленкова, Л. П. Берия, В. М. Молотова”. Слова о том, что эта политика была доложена народу именно названными государственными деятелями, вписаны в машинописный текст доклада рукой Зимянина. Хрущёв в приведённом перечне отсутствует. Не исключено, что на тот момент Михаил Васильевич не рассматривал его в качестве фигуры, способной вскоре стать главной на властном Олимпе СССР. Рукой Зимянина обозначена и дата прочтения доклада: 27.VI.53.
Завершился доклад при полном молчании зала. Да и вряд ли могли последовать аплодисменты после столь мрачной картины, нарисованной человеком, которому предстояло стать новым главой ЦК. Притом ожидать от людей, которые считали, что в целом они успешно преодолевают послевоенную разруху и ещё совсем недавно не раз слышали, в том числе от высоких представителей Москвы, иные оценки на сей счёт. Но вот представлен новый политический и экономический пейзаж, а вскоре, не исключено, может начаться поиск и наказание виновных, в том числе и среди сидящих в зале. Не улучшало настроения участникам Пленума и приглашённым на Пленум и то, что такая резкая критика прозвучала из уст человека, который ещё каких-то два месяца назад был в республике одним из руководителей и процесса хозяйственного восстановления, и определения методов дальнейшего подъёма экономики и культуры, и, конечно же, подбора кадров. Ещё на похороны Сталина Патоличев и Зимянин приезжали как белорусские партийные руководители, правда, у гроба вождя стояли по обе его стороны, лицом к лицу. Кроме того, трудно было сразу же принять на веру и то, что Патоличев, с которым они работали уже три года, замеченный и выдвинутый самим Сталиным, вдруг оказался столь неспособным.
Конечно, все понимали, что против такого, например, факта, что лекции в высших учебных заведениях читаются в основном на русском языке, не попрёшь, но не попрёшь и против того, что в Минске нет кадров, способных заменить всех преподавателей на белорусскоязычных. Например, на только что открытом архитектурном отделении Белорусского политехнического института, который ещё носил имя Сталина, читают лекции, ведут семинарские занятия в основном люди, приглашённые из Москвы и Ленинграда, поскольку своих преподавателей попросту нет. Они знали также, что в западных областях республики, где только после войны появились институты и техникумы, доморощенных кадров в достаточном количестве и не могло быть. В то же время вышедшеее постановление главного партийного штаба следует выполнять.
Читать дальше