Яков Алексейчик: Белорусская промашка Лаврентия Берии

Куда больше эмоций на сей счёт содержится в том, что рассказывал Зи­мянин. В большом интервью, публикация которого в белорусской республи­канской газете “Звязда” в июле-августе 1992 года растянулась на дюжину номеров, он говорил о Патоличеве как об опытном партийном работнике, ко­торого “в то же время отличала открытая самовлюблённость, склонность к авторитарному стилю руководства”. Михаила Васильевича “особенно на­стораживала его хитрость”. По его словам, “Патоличев был не из тех, кто го­ворил прямо”. Вот почему “я всегда работал с ним с определённой оглядкой, хотя в целом отношения были в пределах нормы”. Зимянин не привёл ни од­ного примера патоличевской хитрости или непрямоты, но из его слов со всей определённостью следует, что его отношения с новым первым секретарём не складывались. Впрочем, не сложились они и с его предшественником Н.И.Гусаровым, которого Михаил Васильевич называл человеком, ничего не смыс­лящим в белорусских делах.

Надо полагать, Патоличев, до Минска успевший побыть во главе Ярослав­ского, Челябинского, Ростовского обкомов партии, поработать секретарём в ЦК Компартии Украины и даже секретарём ЦК ВКП(б), вряд ли мог согла­ситься с тем, что он не способен по-настоящему вникнуть в белорусские проблемы и решать их, если даже ему на это намекали. Однако доводить де­ло до ещё одного конфликта он, похоже, не стал, решив, что лучше “выдви­нуть” малосговорчивого Михаила Васильевича на работу в союзную столицу. А возможности убедить кого надо в том, что Зимянина лучше использовать на другом поле деятельности, у него были. Ведь он в 1946—1947 годах в ЦК ВКП(б) занимался именно кадровыми вопросами. Потому опыт, связанный именно с таким методом перемещения кадров, у него тоже был. Более того, он был обогащён уже в Минске. Буквально через год после прибытия в бело­русскую столицу подобным образом Патоличев избавился (и избавил бело­русскую республику) от министра госбезопасности Лаврентия Цанавы, имя которого вызывало у всех те же ассоциации, что и имя его тезки и самого из­вестного земляка Лаврентия Берии. Николай Семёнович, как утверждают, внушил Москве, что Цанава созрел для выполнения куда более объёмных за­дач, чем те, которые он решает в маленькой БССР.

Делая ставку на Зимянина, Берия понимал, что в данном случае ему бу­дут на руку и холодные отношения между Михаилом Васильевичем и Никола­ем Семёновичем. Его контакты с Зимяниным начались по телефону. Как сле­дует из “Объяснения М. Зимянина Н. С. Хрущёву о содержании разговоров с Л. П. Берия”, датированного 15 июля 1953 года, их было два, а “первый те­лефонный разговор состоялся незадолго (за 3 или 4 дня, даты точно не по­мню) до принятия постановления Президиума ЦК КПСС от 12 июня 1953 г. “Вопросы Белорусской ССР”. Я работал тогда в МИД СССР. Позвонил работ­ник из секретариата Берия и предложил мне позвонить по кремлёвскому те­лефону Берия. Берия спросил, как я попал в МИД? Я ответил, что был в ЦК КПСС, что состоялось решение Президиума ЦК, в соответствии с которым я и работаю в МИД СССР. Затем Берия спросил, знаю ли я белорусский язык. Я ответил, что знаю. После этого Берия сказал, что вызовет меня на беседу, и повесил трубку”.

Как показало время, Зимянин несколько лукавил, когда утверждал в своём объяснении, что не помнит точной даты первого телефонного звон­ка из секретариата Лаврентия Павловича. Михаил Бублеев в своей публика­ции об отце “Испытание властью”, помещённой в январском номере бело­русского журнала “Неман” за 1992 год, вполне конкретен: “Вечером 8 июня 1953 года в кабинете заведующего Четвёртым Европейским отделом МИД СССР М. В. Зимянина раздался звонок. Звонили по городскому телефону: “Михаил Васильевич? Добрый вечер. Вас беспокоят из секретариата товари­ща Берия. Лаврентий Павлович просил Вас перезвонить ему по кремлёвской связи”. Через минуту Зимянин разговаривал с Берия.” Нетрудно догадать­ся, что эту дату ему называл отец.

Надо сказать, звонок из аппарата Берия изрядно встревожил Зимянина. Он сразу же доложил об этом своему самому главному начальнику — В. М.Молотову. Притом докладывал дважды. По телефону и устно. Предположив, что Берия намерен забрать его в структуры МВД, Михаил Васильевич сказал Вя­чеславу Михайловичу, что хотел бы остаться в его подчинении. Таким обра­зом, он прозрачно намекнул, что переход под крыло “лубянского маршала” его не прельщает. Однако Молотов “дал понять, что речь идёт об ином пред­ложении, против которого ему трудно возражать”. Бублеев в этой связи до­бавляет, по-видимому, тоже со слов отца, что ответ Молотова звучал сухо. Умолчал тогда глава МИДа, отмечено в объяснении, и о записке Берия, уже направленной в Президиум ЦК КПСС и касающейся БССР.