Ирене Крекер - Несостоявшиеся судьбы. Из записок практикующей медсестры

Сегодня я веду разговор, в общем-то, не об этих тружениках, а о тех, кто, живя по другим законам, ощущал и ранее давление на психику условий труда и равнодушие окружающего мира. Нет, я никого не осуждаю, я просто пытаюсь понять, как сохранить долголетие в отношении себя и людей, занятых в сфере тяжёлого физического и психического труда. Законы в стране гуманны, но каждый из нас, в определённый для него срок, являясь одним из мира индивидуальностей, в какой-то момент остаётся один на один в мире людей со своим одиночеством. Страшно в этом то, что каждый может провалиться в тёмную яму безысходности, откуда уже нет выхода. При этом никто не будет виноват. Это станет просто фактом из жизни одного из граждан с несколькими строками в истории болезни.

Одну из них я держу в руках и читаю строки, наполненные теплом коллег, писавших их: «Frau X. любит природу, знает названия многих растений, любит кактусы. Она обладает прекрасными способностями в оформлении декораций, связанных с различными временами года. Пациентка чувствует себя ответственной за чистоту и порядок в помещениях дома её нынешнего проживания. Вероятно, это дань тому, что она долгие годы работала техническим персоналом, помощником по уборке помещений (Stationshilfe), в доме престарелых. В настоящее время она не имеет ориентации во времени и пространстве».

Со временем ко всему привыкаешь, но чувство сострадания невозможно искоренить, если оно тебе присуще. Последние несколько рабочих смен наблюдаю за этой шестидесяти шестилетней женщиной, которая тоже следит за мной, то есть я часто ловлю на себе её взгляд, полный растерянности и страха.

Кто она, эта женщина? Что привело её к нам в дом престарелых при психиатрии? Почему она здесь?

На вопрос: «Где Вы родились?» – она отвечает одним словом: «Фрайбург». Смотрит на меня вопросительно и смущённо. Она не знает сколько ей лет и когда родилась. «Мне бы хотелось самой это узнать», – отвечает она мне доверительно, чуть смущённо и в то же время с опаской. Я предлагаю пройти в кабинет медсестёр, достаю её карточку и называю дату рождения. Женщина улыбается мне: «Да, да, именно 10-го сентября. Вы правы». Я провожаю её в комнату, где она проживает, но ей не хочется оставаться в ней. Она держит меня за руку, не отпускает, наверное, боится остаться одна.

– Вы знаете, – говорит она мне тихо, – я не знаю, где здесь туалет. Не поможете ли Вы мне его отыскать?

– Да, конечно, – отвечаю я и подвожу её к нужной ей комнате. Завожу внутрь. Оставляю одну.

Женщина, ни минуты не задерживаясь там, выходит вслед за мной. Понимаю, что ей нужна помощь. Она улыбается мне доверчиво и говорит тихо: «Мне так стыдно, так стыдно…»

В тот день я провела в обществе этой необычной женщины достаточное количество времени, чтобы понять, что она не знает: Кто она? Почему она здесь? Не знает людей, её окружающих, и боится, страшно боится сделать что-нибудь не так, сказать что-нибудь не то…

Это был мой первый рабочий день после длительного перерыва. За два года, в которые я не была в отделении, наполовину сменился персонал и осталось только треть пациентов-жильцов, знакомых мне по прошлым годам. Отсюда они уходят только за туманную дымку заката, и это тоже страшно осознавать…

Ну, что ж! Будем знакомиться с новыми обитателями этого странного дома при психиатрии. И подойду я к ним с тем же критерием, который давно уже определила своим принципом жизни: «Не навреди!»

В этот же день продолжаю знакомство с моей новой знакомой по документам и сведениям, имеющимся в её личном деле. Она родилась в конце сороковых годов. Почти моя ровесница. В семье было много сестёр и братьев. Женщина их не помнит. Они её не навещают. Узнать какие-то сведения о ней почти невозможно. Приходит мысль: в этом трудность и для научных исследований такого рода индивидуальных случаев. Может, врач-психиатр знает больше, но сведения, известные ему, не всегда открыты нам, обслуживающему персоналу.

Сама женщина, с чистыми как родник голубыми глазами, говорит, что училась в школе, потом долгие годы работала продавцом в мясном магазине.

Вероятно, прочитанные мною сведения, охватывают только последние годы её трудовой деятельности, а память женщины подсказывает ей что-то из далёкого прошлого… Может быть…

Узнаю от коллег, что у неё два сына. Один посещает её иногда. Она была замужем, разведена. Бывший муж несколько лет назад умер.

Две строки, написанные мною, а в них вошла жизнь обычной женщины из нашей среды, труженицы, матери семейства, наверное, когда-то счастливой, но и испытавшей моменты разочарования, отчаяния, понимания своей ненужности никому в мире подавленных страстей и тяжёлых взаимоотношений. Если бы знать, что так оно сложится, так завяжутся узелки, которые уже не смогут больше развязаться, и стянут её сущность в один узел, из которого больше нет выхода в мир светлых радостных мгновений. И тут уже ей не помочь. И сама она бессильна что-нибудь сделать…