Евгений Панов - Призванные к другой жизни. Прикосновение к тайнознанию

Только начиная с 1550 года и только крупных их насчитывается не меньше полутора десятков. И все они были прерваны контрреформами или попросту заглохли, растворились в стагнации. Вот красноречивая деталь: суд присяжных впервые появился у нас четыре с половиной века назад, а сегодня его вводят в четвертый раз. Землю крестьянам давали и вновь отбирали. Вводили и отменяли местное самоуправление… История России свидетельствует, что страна всегда была открыта реформам, жила в постоянной готовности к ним и постоянно их проваливала.

Почему? Этот вопрос неизменно и закономерно волновал русских мыслителей. Может быть, потому, что все планы реформ не учитывали генетических особенностей России? Поэтому еще раньше С. Франка, в 1933 году философ-космист Павел Александрович Флоренский, он же о. Павел Флоренский разработал национально особую программу реформ. Собственно, это не просто программа, а своеобразный философско-политический трактат. Отец Павел написал его в следственной тюрьме НКВД под угрозой смерти, при тюремных пытках и издевательствах за несколько дней и закончил 26 марта 1933 года. Вероятно, это последняя цельная философская работа Флоренского. Она называется «Предполагаемое государственное устройство в будущем».

В этом «предполагаемом устройстве» важны следующие элементы:

1. Государственный строй.

2. Аппарат управления.

3.Образование и воспитание.

4. Религиозные организации.

5. Сельское хозяйство.

6. Добывающая промышленность.

7. Перерабатывающая промышленность.

8. Финансовая система.

9. Торговля.

10. Кадры.

11. Научные исследования.

12. Народное здравие.

13. Быт.

14. Внутренняя политика (политическое управление).

15. Внешняя политика.

Кроме того, Флоренский обдумывает «Общие положения», «Исторические предпосылки» и вопросы «перехода к обсуждаемому строю».

«Устройство разумного государственного строя зависит прежде всего от ясного понимания основных положений , к которым и должна приспособляться машина управления», – пишет философ. В число этих положений, с его точки зрения, не входит «священная корова» демократии. Ибо задача государства состоит не в том, чтобы возвестить формальное равенство всех его граждан, а в том, чтобы поставить каждого гражданина в подходящие условия, при которых он сумеет показать, на что способен. Поэтому нет никакой необходимости втягивать людей в политику: политическая свобода масс в государстве с представительным правлением есть обман и опасный самообман, отвлекающий от полезной деятельности и вовлекающий в политиканство. Демократический принцип представительства вреден: он ведет к господству случайных групп и всеобщей продажности, пресса погрязает во лжи, судопроизводство становится инсценировкой правосудия. Вся жизнь цивилизованного общества становится внутренним противоречием. Кроме того, ни одно правительство, если оно не желает краха, не может опираться на решения большинства, вносит в них свои коррективы и по существу не признает демократии, но пользуется ей для прикрытия. К чему правительство должно быть чутко, так это к голосу специалистов, ученых. Выслушивая всех тех, кто этого достоин, правительство, тем не менее, должно поступать по собственному разумению и брать на себя государственную ответственность.

Глава государства должен получать обширную информацию и обсуждать проблемы с экспертами до тех пор, пока не добьется окончательной ясности, но решает он сам и за свое решение тоже отвечает сам. «Это он виноват, если материал, ему данный, оказался недостаточно полным или недоброкачественным: его дело выбирать себе советчиков». Вообще, по Флоренскому, роль лидера государства уникальна и определяюща. «Никакие парламенты, учредительные собрания… не смогут вывезти человечество из тупиков и болот, потому что тут речь идет не о выяснении того, что уже есть, а о прозрении в то, чего еще нет. Требуется лицо, обладающее интуицией будущей культуры, лицо пророческого склада. Это лицо, на основании своей интуиции, пусть и смутной, должно ковать общество». Ему нет необходимости быть ни гениально умным, ни нравственно возвышаться над всеми. Что ему необходимо, так это гениальная воля, «воля, которая стихийно, может быть, даже не понимая всего, что она делает, стремится к цели еще не обозначившейся в истории… Будущий строй нашей страны ждет того, кто, обладая интуицией и волей, не побоялся бы открыто порвать с путами представительства, партийности, избирательных прав и прочего и отдался бы влекущей его цели… На созидание нового строя, долженствующего открыть новый период истории и соответствующую ему новую культуру, есть одно право – сила гения, сила творить этот строй. Право это, одно только не человеческого происхождения и потому заслуживает названия божественного. И как бы ни назывался подобный творец культуры – диктатором, правителем, императором или как-нибудь иначе, мы будем считать его истинным самодержцем и подчиняться ему не из страха, а в силу трепетного сознания, что пред нами чудо и живое явление творческой мощи человечества».