Дмитрий Герасимов - Два универсума. Наш апокалипсис

Христианство вошло в мир с проповедью необыкновенной близости «Царства Божьего» человеку: «Наипаче ищите Царствия Божия» (Лук. 12, 31), мир же гонит и распинает христианство как раз за то, что истина последнего не вмещается в мире – за «Царствие Божие», которое приблизилось . «Доколе мир не прейдет» будет существовать вражда мира к христианству. И как бы не маскировалась указанная «сущность» христианства под «священной» мишурой «вечного миропорядка», христианство останется христианством, пока оно будет способно «обличать» мир, развенчивать его сверхприродную ценность. Но такова же и наука , развенчивающая любые сверхприродные, «извечные» смыслы мира. Она настолько же «неестественна» для мира, насколько и христианство. Вот почему, при всем несходстве между ними, у религии и науки общий «враг» – обыденность (одномерное мышление), которая хотела бы стать и тем и другим «одновременно». Как и религиозный, научный смысл мира определяется вне и независимо от «человеческой» ценности мира. Знание о траектории движения небесных тел или о периодическом колебании цен в экономике существует независимо от того, нравится оно нам или нет, полезно оно для нас или нет. Готовы ли мы увидеть в нем «прекрасное», «уродливое» или даже «смысл» собственной жизни, научное знание воспроизводит особую реальность, которая так же отличается от мира обыденности, как и жизнь христианина в восприятии иного мира. И наука может меняться со временем, могут меняться типы научной рациональности, но наука останется наукой до тех пор, пока она будет способна воспроизводить реальность, отличную от «человеческого» содержания мира.

Практическая польза (т.е. оценка, но не ценность) науки (как и религии, между прочим) определяется ее отношением к человеку (человеческой практике), но все закономерности развития, самый внутренний смысл ее зависят от ее отношения к миру, лишенному человеческого содержания. Объективность как независимость от возможных человеческих оценок и судьбы человечества в целом есть высший критерий научности. Обратной стороной объективности научного знания является его открытость для любого человека (независимо от культурной или религиозной принадлежности). В этом смысле административный «запрет на клонирование» сродни идеологическому «запрету на религию» – показатель отрицательной готовности общества к освоению новых сфер человеческой («общественной») практики. Если прежде, на заре появления европейской науки обыденность, принимавшая религиозное обличие, сжигала ученых на кострах инквизиции, то теперь та же самая обыденность, но ставшая уже вполне светской и правовой, готова покупать труд ученых в обмен на «жизненные блага» цивилизации, а при необходимости и закрывать их деятельность, используя обычные полицейские «аргументы». С этим связана историческая драма, в которой участвует наука: существует драма религии, и существует драма науки. Мы не замечаем ее в силу обыденности, которая заставляет нас подчиняться «целому» мира («здравому смыслу»). Развитие науки в истории, как и раскрытие религии в последней, ограничено потребностями общественного развития, которыми нельзя произвольно манипулировать. Существует власть мира, пока «мир не прейдет». Вопреки собственной «природе», наука направляется и «исправляется» обществом. Здесь обыденность по-прежнему правит бал, а наука, как и религия, находится у нее в услужении.

Итак, нравственное неприятие мира, нравственное отталкивание от мира в христианстве и ценностно безразличное отношение к миру в науке – что общего между ними? Ответ прост: это способ мысли , который реализуется и в науке и в христианстве – способ мысли, основанный на различении ценности и смысла. О том, что европейская наука плоть от плоти христианства, известно давно. Кроме институциональных, историко-культурных источников, важной ориентации на новизну, инновацию, которая появляется вместе с христианством, а так же чисто внешних, «психологических» черт сходства между христианским монахом и настоящим ученым, отметим важное концептуальное отличие христианства и науки – и то и другое опирается на опыт . Как и христианство, наука без опоры на «живой» опыт (а в случае науки – эксперимент ) – ничто. Но ориентация на опыт возможна только в рамках расщепленного сознания, т.е. такого сознания, в котором существенно и целенаправленно ограничены самодержавные права смысла (и бытия). Будучи продуктом «христианизации», расщепленное сознание есть также и необходимая почва для возникновения науки.