Василий Храмцов - Записки редактора. Наблюдения в пути от журналиста до главного редактора

– Ты так старался для людей, – объяснил он. – Просто стыдно оставить тебя без внимания.

Утром вместо того, чтобы продолжить путешествие, мы с Кульбмамбетовым пошли на речку поохотиться. У казаха оказалось ружье «Белка» с нарезным стволом.

– Досталось по знакомству. А выходить на охоту с ним боюсь: разрешения нет. Да мне и не дадут, я не охотник. Давай с тобой обменяемся: ты мне оставишь свою одностволку, а я тебе отдам «Белку».

Я не был готов к такому разговору. Решил сначала сходить к геологам, а потом поговорить о размене.

До аула, рядом с которым работали геологи и буровики, регулярный транспорт не ходил, и я отправился пешком. Но не прошел и километра, как меня нагнала двуколка. Красивым молодым жеребцом управлял солидного вида казах лет пятидесяти, одетый в строгий городской костюм с галстуком. Нам было по пути, и казах пригласил меня в повозку. Он подробно расспросил меня о моих намерениях, при этом сам не сказал о себе ни слова. А я и не настаивал. Такая черта характера – не называть себя – присуща всем казахам руководящего состава.

Лошадь шла ровной крупной рысью. Мы спокойно беседовали, любуясь бескрайней степью.

– Ты охотник? У нас здесь дрофы было много. Очень хитрая птица: за километр охотника слышит. А вот здесь могут быть утки. Пойди-ка, посмотри, может, повезет.

Дорога в этом месте проходила рядом с небольшой речушкой, проложившей себе очень глубокое русло в высоких глинистых берегах. Правый берег, что у дороги, был обрывистый, а противоположный – отлогий, поросший редкими молодыми тополями. Я подполз к обрыву. Далеко внизу с воды снялась утка и, набирая высоту, уходила вправо. Стрелять приходилось вниз и в сторону, это так непривычно, но все решали доли секунды. Что самое удивительное – попал! Утка упала на сухое место. Кое-как спустился вниз с кручи. Вернулся с матерым селезнем.

– Хорошо стреляешь, – похвалил казах.

– Это – не я, это – ружье. Попал совершенно случайно.

В ауле, прощаясь, я предложил:

– Это вам за проезд. Рассчитываюсь утками!

Казах не сопротивлялся. Довольный этим, я отправился разыскивать попутчика, у которого брат был управляющим в этом отделении совхоза.

– Где живет управляющий отделением? – спрашивал я у прохожих.

– Десятник? Вот там живет, – отвечали встречные казахи.

Вскоре я уже здоровался с Виктором и его братом Евгением. Это был крупный, очень подвижный человек лет тридцати. В его манере говорить, в походке, в выражении лица чувствовались властность, самоуверенность, бахвальство, самолюбование.

– Ты не смотри, что мы в такой глуши живем! Зато у нас все есть! Здесь все мое, я здесь царь и бог! Пусть только кто-нибудь пойдет против – в порошок сотру!

Виктор, который всю дорогу ловил каждое мое слово, теперь постоянно куда-то отлучался, с ним невозможно было заговорить. Хотелось узнать, замолвил ли он за меня словечко. А Евгений быстро определился:

– К вечеру у нас тут будет банкет. Придут и приедут мои друзья. Тебя я не приглашаю. Нам чужие не нужны. А на квартиру я тебя устрою. Спроси Улдан, она говорит по-русски. Скажи, что от меня.

Мне захотелось задать вопрос о русском гостеприимстве. Но я решил, что этим только унижу себя, молча собрался и ушел. Настроение было испорчено.

А время уже перевалило за полдень. Я быстро разыскал Улдан и объяснил ей, что нужно остановиться на ночлег, а утром я уйду к геологам. Тут я по-настоящему удивился: Улдан говорила по-русски с чудовищным акцентом, с трудом подбирая слова. Я впервые осознал, что русскай язык для казахов – не родной.

Вышел старик, дедушка Шамшубай. Я учтиво поздоровался с ним, спросил, как его здоровье, сколько ему лет. Он ничего не ответил, только что-то спросил у внучки.

– Дедушка плохо понимает по-русски.

И она перевела ему все, что я спросил. Потом сама ответила, что старику семьдесят лет и что он болеет. Оставив меня наедине со стариком, хозяйка куда-то ушла. Вернулась с чайником и хлебом на деревянном подносе.

– Выпейте у нас чаю. Столовой в ауле нет. А на ночь мы вас оставить не сможем. Я – вдова, разговоры разные пойдут. Вы только не обижайтесь. Пойдите к немцам, они живут вдвоем, мать с сыном. Они вас пустят.

Не ожидал я, что окажусь в таком глупом положении. К дому, в котором жили немцы, я подошел уже в сумерках. Узнав в чем дело, встретивший меня у калитки рослый белокурый юноша провел в дом.

– Мама, – сказал он, – Сергею негде переночевать. Пустим его на ночлег?

– Боже мой, конечно! Располагайтесь. Вот вам домашние тапочки. Умойтесь с дороги, вот полотенце. У нас есть кровать свободная. Там вас и устроим.