Марина Черносвитова - К истокам русской духовности. Этюды

Сейчас, если бы был жив Василий Макарович, он не мог бы обойти проблему покидающих «большую Родину», проблему русской эмиграции, лучшие представители которой, эмигранты первой волны, никогда не порывали духовно с Россией. Бежавшие из СССР – люди широко душевного диапазона. Эмигранты постсоветской России также не однородное «племя». Мы это понимаем прекрасно! Но, все же, вернемся к Василию Шукшину, нашей «системе отсчета» и «шкале ценностей»…

Об этом см. подробнее в книге Е. В. Черносвитова «Пройти по краю. В. М. Шукшин: мысли о жизни, смерти и бессмертии». Изд. 3-е. Ридеро. 2016

Виктор Горн, литературный критик, алтаец, из обрусевших немцев (sic!) пишет: «Мы можем сказать, что есть основания для разговора «Есенин и Шукшин», разговора о пути, о судьбе. В связи с этим мы обнаружим много самых разных деталей. Шукшин очень любил стихи Есенина, даже подражал ему в юности, о чем можно судить по его стихотворению «И разыгрались же кони в поле»… Вообще Есенин Шукшину наиболее родной, близкий, понятный – в думе и поступке. И его герои часто вспоминают, читают или поют Есенина – «Верую!», «Печки-лавочки», «Калина красная», «До третьих петухов» и др.

Не сбылась «Инония» и Ивана Кремнева (А. В. Чаянова). В 1920 «Госиздат» выпустил лишь первую часть «Путешествия моего брата Алексея в страну крестьянской утопии». По словам «западного» есениноведа и шукшиниста, некогда нашего соотечественника, сбежавшего в молодости на Запад, Евгения Вертлиба, «…это причудливая смесь „избяного рая“ Николая Клюева, некоторых мотивов мистического анархизма Вячеслава Иванова и Чулкова, анархических идей Кропоткина, идиллических картинок в духе руссоизма» (Евгений Вертлиб. «Василий Шукшин и духовное русское возрождение». Effect Publishing, 1990, с. 64).

Вот чутьем подсказанные рассуждения на этот счет В. М. Шукшина. Незадолго до своей смерти в беседе с корреспондентом «Унита» 17 мая 1974 г. он говорит: «Ведь как случается в семье? Отец, умный, нормальный отец, говорит сыну какие-то хорошие слова. Сынишка выходит в подворотню и там слышит слова от своего сверстника… И парадокс, и дикая вещь вступает в силу… Не прямо учить, а через какую-то судьбу, характер, через гибель даже… через гибель…».

Читай, например, А. Казаков. «Посмотри на нашу маму…». Василий Шукшин: «Слово о матери». – «Комсомольская правда», 1985, 26 января.

Это, заметим, в начале жизни. А ближе к концу… «Ах, славная, славная пора… Теплынь. Ясно. Июль месяц… Макушка – лето. Где-то робко ударили в колокол… И звук его – медленный, чистый – поплыл в ясной глубине и высоко умер. Но не грустно, нет». – Бытийственное ощущение героя не изменилось – все тот же зной, теплынь и солнце. Это и есть русскость!

Василий Шукшин. «Солнечный кольца». Публикация Лидии Федосеевой-Шукшиной. Советская Россия, 1989, 12 июля.

Подробнее этот вопрос рассмотрен Е.В.Черносвитовым в книге «Пройти по краю».

В октябре 1989 г. на Капри работала – после 80 лет перерыва – «Новая каприйская школа»… Там шукшинист и алтаец, обрусевший немец Виктор Горн попытался обосновать свой тезис, что «Шукшин был верующим, православным» и для доказательства прочитал отрывки из его рассказа «Верую». Тем самым навлек на себя негодование владыки Никандра, представителя патриарха Москвы и Всея Руси и профессора-богослова а. И. Осипова: «Какое тут (в „Верую“ – Е.С., М. Ч) православие? Это же язычество натуральной воды!» – заявили наши духовные деятели.

Под Новый Год в переходах московского метро бойкие молодые люди обоего пола распихивали среди торопящихся нервных и несчастных пассажиров листки, на одной стороне которых ярко изображен незамысловатый сюжет: души погибших в автомобильной катастрофе влюбленных воспарили над ночным огромным городом и своими изувеченными телами стремились навстречу к полуголому седому мужику с желтым нимбом над головой, неверно спроецированным на переднюю грудную стенку красным сердцем, с анемичной улыбкой, левой рукой троеперстно загораживающим огромную желтую пирамиду в синем круге в блеклых лучах… Вряд ли кто не знает, что знак этот (пирамида в синем круге) – масонский символ власти над миром… Но, и Есенина и Дункан, да, говорили и писали, а может быть и Шукшина, а потом и Высоцкого… убили масоны? Правда, мы сейчас умнее и грамотнее стали и нам все уши прожужжали о «пятой колонне»! На обороте листка (было это в 1991 году!) текст – история гибели влюбленных, их «оживление» в духе, полет в тоннеле к свету (примитивный пересказ известных брошюр о «жизни после жизни») … Существо света ждало их. Оказывается, это Иисус! И обращение (к москвичам): «Готов ли ты к этому невероятному путешествию?» Тогда еще для советского человека, особенно москвича, этот вопрос звучал явно провокационно. «Если готов – то пиши нам по адресу» (и дальше адрес в Варшаве). Какое отношение такие вот «писюльки» имеют к христианству? Имеют ли они вообще какое-либо отношение хоть к одной из религий? Явно, что нет!