Леонид Словин - Не сотвори себе кумира

Неприметная машина с крытым кузовом тормозит на вильнюсской улице Ленина у того самого дома. Это автозак для перевозки арестованных.

— На выход!

Вчерашний третьекурсник МВТУ, каратист, из молодых последователей Абая — вы-прыгивает из кузова, в наручниках, окруженный конвоем проходит наверх, в квартиру Па-лаускасов. Предстоит именуемое языком протокола воспроизведение обстоятельств совершенного преступления…

Накануне мне попались на глаза показания матери его друга — другого студента, то-же человека Абая. Она писала:

— После поездки в Каракалпакию мой сын вернулся словно подмененный. Освобо-дил тумбочку для вещей, которые привез от Мирзы — старый грязный свитер, сломанный будильник, колокольчик. Повесил на стену его портрет. Питаться стал отдельно. Перед началом еды сосредотачивался. Только случайность — то что он не смог поехать в Виль-нюс-спасла его от тюрьмы…

Его друг приехал и вот он привезен из следственного изолятора…

Вместе со следователем по важнейшим делам прокуратуры Литвы — молодым серо-глазым литовцем Гедасом Норкунасом — поднимаемся следом. Гедас, начинавший как музыкант, а позднее дипломированный юрист, один из опытнейших в республике следо-вателей относится к расследованию убийства Нигматулина с истинно балтийской щепе-тильностью. Он тщательно исследует все малейшие обстоятельства происшедшего.

Дело об убийстве популярного киноактера попало на страницы всех центральных газет. Познакомиться с ним удалось и мне — я собирал материал для детектива «Цапля ловит рыбу», в основу которого положены события жизни Талгата.

Норкунас шутил, что после него я — второй человек, знающий все обстоятельства дела.

Входим. Окно просторной кухни обрамляют цветные веселенькие занавески. После преступления прошло больше года ничто не приглушило их бьющую в глаза яркую пусто-ту.

Недавний студент останавливается у стола, рядом с картиной — подражанием Рери-ху, написанной хозяином квартиры. Сбоку на книжной полке томик Н. Тинбергена — с символичным названием «Поведение животных».

Вспыхивают горячим светом «юпитеры», включают мотор, важняк дает знак прокуро-ру-криминалисту. Воспроизведение записывается на видеопленку.

— Здесь, на кухне… — Спрашивает Норкунас. — тоже находились удары? Как это проис-ходило?

— Абай говорил «Бейте!»… — Голос обвиняемого тускл. — Мы били…

Он так и не может понять, как из друга и почитателя киноактера стал его убийцей.

— Кто конкренно?

— Я бил. Мой товарищ по карате. Еще Вострецов. Иногда Мирза. Потом Абай говорил «Хватит!» Мы отходили от него. Пили чай.

— Нигматулин сопротивлялся?

— Нет.

— Вы отдавали себе отчет в том, что происходит?

Долгая пауза. Следует ответ:

— Я верил в Абая. Он гуру. В учителе нельзя сомневаться, иначе все учение насмар-ку. Гуру знает что делает. Я думал, что он не допустит непоправимого.

— Придайте, пожалуйста, манекену позу, в которой находился Нигматулин…

У двери на полу — диковатая, величиной с нормальную женщину, кукла в тренировоч-ных штанах, видавшем виде сатиновом халате, прошивной белокурый парик ее растре-пан. Это идея Норкунаса — заимствовать для следственного действия манекен на шарни-рах в Службе спасения на водах.

— Руками он прикрывал лицо…

— Покажите, как вы наносили удары…

Каратист показывает. Нехотя, медленной, вялой рукой.

— Ногами тоже били?

— Да. Но мы сняли обувь…

— Абай тоже?

— Все, кроме Абая. Он не снял ни пальто, ни перчаток. Ходил, засунув руки в карма-ны.

— Он тоже наносил удары ногой?

— Да. Талгат уже лежал неподвижно… И вдруг… — Теперь он словно отрывает каждое слово от сердца. — Абай разбежался и ударил… Как по мячу. И тут все поняли. Это убий-ство. Хозяева бросились из комнаты…

Те же вопросы Норкунас задал перед тем и организатору преступления во вновь отстроенном, как мне показалось, следственном изоляторе УКГБ по Литовской ССР, где в то время находился Абай.

Красивый, с приятным несколько высокомерным спокойным лицом азиат кутался в куртку — в тот день с утра помыл голову, боялся простудиться. Волубаев отвечал уклон-чиво — «забыл», «не знаю»… Закон бессилен против уловок этого типа. Отвергнуть их в состоянии, пожалуй, мог бы только суд присяжных…

— Но вы наносили удары Нигматулину? — Спрашивает Норкунас.

Но Абая так просто не возьмешь. Гуру не испытывает ни стыда, ни раскаяния.