Дмитрий Быков - Ильф и Петров

Вот «Мастер и Маргарита» – это роман, конечно, не рассчитанный на публикацию. Булгаков был не сумасшедший. Он прекрасно понимал, что одной главы о Пилате достаточно для того, чтобы его на всю жизнь обвинили в «пилатчине». Для кого же он пишет этот роман? А он пишет его для одного читателя. Он дает Сталину свою моральную санкцию и моральное обоснование того, что Сталин должен делать. Он говорит ему: «Ты – зло. Мы это понимаем. Ты необходимое зло, доброе, сильное, красивое, полезное зло. В конечном итоге ты творишь добро. С этими людишками нельзя, слушай, иначе, да? Со всеми этими Римскими, со всеми этими Латунскими, со всей этой швалью из казино, варьете, со всеми этими Степами Лиходеевыми нельзя иначе, всё ты с ними делаешь правильно: отнимай у них валюту, ссылай их куда угодно, устраивай для них свой театр террора, который так прекрасно там описан. Вся Москва, ночная, сталинская – это огромный бал сатаны. Ура! You are welcome! Только одно – береги художника. Потому что помянут художника – помянут и тебя, сына сапожника. Все что угодно делай. Но храни культуру, и будешь ты благословен в веках». Вот таков очень сомнительный моральный пафос этого романа. Но поскольку Булгаков хорошо знает литературные вкусы Сталина, он решает до него достучаться. И если бы Сталин прочел этот роман, книга очень понравилась бы ему.

Во-первых, это плутовской роман. Именно «таварыщэй Ильфа и Пэтрова» Сталин горячо защищал, когда на них нападали. Когда на них написали донос, что «Под куполом цирка» – это абсолютно западное представление, он защитил спектакль и похвалил фильм «Цирк». Он защитил их от Большакова и иных кинодеятелей, когда они сказали, что в Голливуде умеют, а у нас не умеют снимать. Он вообще старался не давать их в обиду. По странному своему пристрастию к плутовскому роману. И «Мастер и Маргарита» тоже отчасти выдержан в жанре плутовского романа. И заимствования там рассыпаны щедрой рукой. Давайте вспомним замечательную личность такую, как Азазелло, который почти точно копирует такого же рыжего Балаганова, вспомним Паниковского-Коровьева с тем же канотье, дословно слизанным канотье, ну, и уж, конечно, все понятно с Козлевичем, потому что два атрибута сатаны – это какие животные? Кот и козел – совершенно верно! Черный кот и черный козел. Потусторонность Козлевича мы все время чувствуем в романе, он, как вы помните, почти уверовал, его почти увели ксендзы, и помните, как говорит о нем Остап? «Козлевич – это вообще ангел без крыльев». Такое потустороннее существо в романе Булгакова, конечно, Бегемот, который является носителем многих козлевических черт, именно он особенно пристрастен к транспорту, он умеет обращаться с механикой. И, конечно, Воланд и Бендер – это совершенно прямая параллель. Старый софист, старый жулик, который тоже необходим для расправы с этими плохими людьми.

Итак, первый вариант судьбы Бендера – это его дьяволизация – переход романа в мистическую плоскость. Если бы у Ильфа и Петрова, людей, безупречно воспитанных, все было бы со вкусом так же плохо, как у Булгакова, они бы, конечно, написали Бендера-сатану. Но дело в том, что гению, как я повторяю, на каждой лекции, хороший вкус необязателен, поэтому Булгаков и написал свой гениальный, отвратительный роман.

Второй вариант для Бендера – не угадаете, но он вполне реален: чем мог бы заниматься Бендер во второй половине 30-х годов? Он мог бы работать по своей первой профессии. Но эта первая профессия, конечно, не демонстрирование публике на Херсонском рынке толстого монаха, которого он выдавал за женщину с бородой. И не выступления в образе факира – любимца Рабиндраната Тагора. Нет, первой профессией Остапа Шора был уголовный розыск. И Бендер должен был стать таким человеком, чтоб очистить образ чекиста. Вот обратите внимание: каждый раз Бендер имеет дело с главными опасностями эпохи – в первом томе с бывшими, во втором томе с новыми миллионерами, которые завелись, как раковая опухоль в ткани советского общества. Разумеется, в третьем томе тему чекистов никак нельзя было обойти. Бендер мог стать хорошим чекистом.

Кстати говоря, не знаю, как Петрова, тоже сотрудника МУРа и человека с хорошими прогностическими способностями, но Ильфа, по записям современников, очень интересовали пертурбации в этом ведомстве. Он первым сказал: «Ягода сошла», имея в виду, что Ягóда, по всей вероятности, кончен. Он первым почувствовал, что наступает время террора. Он первым сказал, что подхлимаж больше не нужен. Это он сказал: «Сейчас подхалимов отлучают от зада, как младенцев от груди». И это верно. Подхлимаж больше не срабатывал. Уже нужно было только истребление. Именно Ильфу принадлежит гениальная фраза: «Страна непуганых идиотов – самое время пугнуть». Конечно, он не мог обходиться без контекста русской классики. И к какой книге он здесь реминисцирует? Конечно, известной. [Пауза] Вот вам и доказательство, что контекст ушел. Это дебютная книга Пришвина «В краю непуганых птиц».