Дмитрий Быков: Ильф и Петров

В общем, в России очень трудно обстоит дело с третьим томом. Почему? Потому что в первом томе – теза (нормально), во втором – антитеза (трудно, но кое-как), а вот с синтезом большие проблемы. В общем, диалектически третья ступень нам дается труднее всего. Я допускаю, что традиция Ильфа и Петрова, традиция в чем-то страшного, очистительного смеха может к нам вернуться. Но для этого мы сначала должны пройти через всеочищающую катастрофу, когда этика будет упразднена и от всего останется только ирония.

Желаю ли я нам этого? Твердо сказать не могу.

Что вы думаете о безумной на первый взгляд версии английских исследователей, что автор «Двенадцати стульев» на самом деле Булгаков, что есть масса стилистически сходных вещей, хотя бы начало первых двух глав?

Начала очень простые и сходства очень простые. Объясняется это тем, что Булгаков сочинял «Мастера…», искренне пытаясь понравиться тому главному читателю, на которого он рассчитывал. Этот главный читатель должен был, во-первых, узнать элементы дешевых романов Серебряного века, на которых он воспитывался, там масса цитат, из Мережковского особенно; плутовской роман увлекательный, сатирический роман – он хотел достучаться до читателя со средним вкусом.

У Сталина был не плохой вкус, товарищи. У него был классический средний вкус. Он понимал, что Ахматова – хороший поэт, ее убивать «нэ нада». «Ми можэм убит сина, можэм убит мужа – Ахматову ми нэ будэм трогат». А Мандельштам – это еще неизвестно, товарищи, какой поэт. «А он – мастэр? Мастэр?» Замечу, что слово «мастер» во всем творчестве Булгакова, до этого романа, не встречается ни разу нигде и никогда. Сейчас это легко проверить поисковиком. Возьмите полный текст Булгакова и поищите у него слово «мастер».

Нет у него этого слова. Оно появляется после того, как широко стал известен разговор Сталина с Пастернаком. «Но он мастэр? Мастэр?» Да, он – мастер. И поэтому он – главный герой романа. Надо намекнуть, что художник – это всегда мастер.

Тогда как, например, для Мандельштама это понятие было отвратительно. Во время последнего публичного выступления Мандельштама в Москве в 1933 году осенью в Политехническом Эйхенбаум сказал: «Мандельштам не мастер. Мастер – это Кирсанов». И, может быть, это и правильно, потому что он очень профессионально гнется, хотя тоже был большой поэт. Но Мандельштам – это другое. Это служение, это Бог поцеловал, это лирика. Мастерства большого у Мандельштама нет. То, что есть у Мандельштама – это не мастерство. Не случайно ему Есенин говорит: «Какой Вы поэт?! У Вас глагольные рифмы!» Только за одну глагольную рифму Мандельштама можно отдать все неглагольные рифмы Есенина, если на то пошло. По ходу поэтической мысли, по ходу развития поэтического дискурса.

Поэтому слово «мастер» тоже появилось в этом романе, чтобы Сталин понял, для него художник – это тот, кто профессионал, а не тот, кто хорошо пишет стихи. И, конечно, с учетом опыта Ильфа и Петрова, написан и «Мастер и Маргарита». Потому придана роману такая структура, что так быстрее понял бы главный и единственный его акцептор, а вовсе не потому, что у Булгакова настолько плохо дело обстояло со вкусом. Он вообще обычно, я должен сказать, к прямому плагиату не прибегал. Он – автор очень оригинальный. Он – автор таких ни на что не похожих романов, как «Театральный роман, или Записки покойника», как уж совсем ни на что не похожая, практически бессюжетная, очень сложно написанная «Белая гвардия». Он – автор сложной прозы. И писать такую вещь, как «Мастер и Маргарита» он мог только для Сталина. Беда с романом вышла в том, что роман Сталин не прочел, а мы с вами прочли, и для нас для всех зло теперь оправдано. И мы так часто чувствуем себя той силой, которая «без числа творит добро, желая зла». Не обижайтесь за Булгакова. Я сам очень люблю этот роман. Люблю и ненавижу. Odi et amo.

Почему в истории в истории литературы так мало примеров удачного соавторства?

Страшное количество! Это графоман обычно ссорятся. А писатели всегда дружат. Вот Стругацкие, которые так прекрасно разгоняли друг друга, в чьем диалоге так много всего получалось. Лучший роман Всеволода Иванова написан в соавторстве в Виктором Шкловским – «Иприт», замечательная, очень смешная история. Ильф и Петров. Вайнеры. Совершенно не обязательно быть родственниками. Тут можно замечательные тексты порождать. Скажем, совместное щеголевско-толстовское произведение «Заговор императрицы», где от Толстого вся пошлость, а от Щеголева все содержание – тоже замечательно получилось.